Печали американца

— Здесь его фамилию произносят по-другому: Одланд. Почти Атлант. Добро бы на ногах держался, а то и язык-то за зубами держать не может.

— Извините, — потупилась Инга.

— А что до правды, то, конечно, ей было очень больно. Получается, прожила чужую жизнь. Она ведь всегда чувствовала, что чего-то недостает, как будто у нее отсутствует какой-то важный орган, скажем — печень.

Помолчав немного, она вздохнула и обратилась к Розали:

— Я живу с тетей Лизой вот уже тридцать лет. Так вот, сразу после того, как я к ней приехала, Уолтер и обнаружил отцовское свидетельство о разводе, а дальше — дело простой логики.

— Почему она всех избегает? — спросила Инга.

Лорелея пожала плечами, отвела глаза и вцепилась в сумку обеими руками, словно держалась за нее, чтобы не потерять равновесие.

— Однажды она вдруг перестала выходить из дому. Я не знаю почему, очевидно, чего-то испугалась. Мне она ничего не объясняла. Я пробовала привести к ней пастора Вее, но все без толку.

Она разглядывала белую фаянсовую кружку, стоявшую перед нею на столе.

— Конечно, вся эта история с ее отцом очень на нее подействовала. Трудно было. Но она уже в таком возрасте, что имеет право распоряжаться своей жизнью так, как считает нужным. Сейчас у нас все как-то образовалось, есть свое дело, так что все в порядке.

— А что вы делаете? — поинтересовался я.

— Игрушки, — ответила она сухо.

Глазами она так и буравила Ингу.

— Но не простые игрушки. Кое-что даже ушло в Нью-Йорк. Вы-то ведь, конечно, оттуда? — бросила она моей сестре.

— Мы с Эриком сейчас живем в Нью-Йорке, но сами-то мы как раз отсюда.

Вздернутые брови Лорелеи можно было истолковать как знак неодобрения, недоверчивости или неприязни. Она припечатала Ингу тяжелым взглядом, фыркнула, но ничего на это не сказала.

— Тетя Лиза занимается куклами уже давно, но делать их на продажу предложила я. У меня двадцать лет было ателье по пошиву верхнего платья на паях с Дорис Гудли, но, после того как Дорис умерла, я поняла, что одна не потяну. Силы не те. С ателье пришлось расстаться, но сноровка и умение остались. Тетя Лиза даже гордится.

Наша собеседница приосанилась, словно успехи на профессиональном поприще делали ее выше ростом.

— Вы работаете на дому?

— Да, и все делаем вручную. В золоте мы, конечно, не купаемся, но, видит бог, нас это и кормит и одевает. Я вот в Берлин тут парочку отослала. Когда ж это было? Да вот, две недели назад.

— Парочку? — переспросила Инга.

Она поставила локти на стол и положила подбородок на сплетенные пальцы.

— Да, парочку. Мать с сыном.

— Так это куклы! — радостно всплеснула руками Инга. — Вы делаете куклы!

— Да. Самые разные.

— А можно нам посмотреть?

— Ну, я не знаю, но, по-моему, ничего худого в этом нет. Я поговорю с тетей Лизой. Правда, некоторые куклы — предметы наследия, так что мы их не показываем.

— Предметы наследия, — повторила Инга как завороженная.

Глаза ее расширились.

— А что это значит?

— Частная собственность коллекционера, — отозвалась Лорелея и почему-то похлопала себя по сумке.

Инга вытянула руку и ласково дотронулась пальцами до пухлого белого локтя Лорелеи. Я видел этот ее жест сотни раз и порой спрашивал себя, отдает ли она себе отчет в том, что делает. Для нее прикосновение к собеседнику скорее всего служило подтверждением диалога, разговора с реальным человеком. Я был почти уверен, что Лорелея отпрянет, но этого не случилось.

— А вы, вы сами знаете, что произошло между Лизой и нашим отцом?

Лицо Лорелеи Ковачек превратилось в непроницаемую маску, и она еще крепче сжала ручку сумки.

— Это не моя тайна, — сказала она. — Я не имею права об этом говорить.

Собственно, на этом разговор и кончился. Мы условились, что созвонимся и постараемся договориться о времени, чтобы посмотреть игрушки. Из окна кафе мы видели, как Лорелея идет к машине, открывает переднюю дверь и бочком проскальзывает внутрь, а потом отодвигает водительское кресло назад, чтобы пристроить на педали свою хромую ногу. Машина тронулась с места и поехала. Тут я заметил, что погода испортилась. Небо приобрело какой-то сумеречный отлив, а хилое деревце пред окном согнулось под порывами свежего ветра. А ведь будет дождь, подумал я, настоящая июньская гроза. Через несколько минут, когда мы вышли из кафе «Идеал», небеса разверзлись, и на землю плотной завесой хлынули потоки дождя. Последнее, что осталось у меня в памяти от нашего кофейного рандеву с мисс Ковачек, — это не она сама, а Инга и Розали, которые, взявшись за руки и запрокинув головы, с хохотом и визгом, как две школьницы, неслись через дорогу к машине.

— Ты заметил, как Лорелея на меня смотрела? — спросила Инга за ужином.

За окнами маминой квартиры по-прежнему хлестал дождь.