Печальная история братьев Гроссбарт

– Так станем же демонами! – завопил Генрих. – Станем чумой на тех, кто смирится с подобной жестокостью! Станем неистовствовать и карать прислужников этого дьявола на небе, который весь мир обманом заставил себе поклоняться! Отмщенье – имя нам и наше деяние! Отмщенье за всякого убитого ребенка, за каждую изнасилованную женщину, за каждую душу, что трудится лишь для того, чтобы увидеть, как любимые и родные сохнут, болеют, страдают и умирают! Без отпущения! Без исповеди! Без соборования! О, Гроссбарты, мы вас настигнем!

Магнус и Бреннен завыли всеми своими пастями, а затем заплакали, увидев, что их хозяин плачет. Плеть впивалась шипами в спину Генриха при каждом произнесенном обете, но слезы он лил не из-за боли. Он плакал по всем невинным душам, что хранили лживую надежду на то, что в конце кто-то извинится и все объяснит. Когда он отбросил в сторону окровавленную плетку и упал на колени, перепуганные мальчики бросились вылизывать ему раны и преданно скулить.

К закату они убрали тела с дороги. Близнецы сожрали умопомрачительное количество человечины, прежде чем уснуть в тени с надутыми животами и высунув все языки. Генрих тщательно очистил шипастую плеть в ручье и облачился в окровавленный балахон предводителя. Когда он завершил омовение, луна низко висела над зарослями кустарника. В ее лучах они вновь пустились по следу своих бородатых жертв.

XXIII На юг и только на юг

В кают-компании под баком располагался стол, стулья и несколько бочек с пресной водой и пивом. Узкий коридор шел, огибая мачты, к корме, а по обеим сторонам его в стенных нишах ютились узкие койки. В кладовой на другом конце коридора хранились сети, съестные припасы и остальное снаряжение – именно там расположился капитан со своей дамой. Поскольку двое заняли место, где могли бы спать пятнадцать человек, коек на остальную команду и Гроссбартов с друзьями не хватило. В итоге им пришлось спать на одних и тех же кроватях посменно с моряками, которые трудились наверху. Кроме, разумеется, Гроссбартов, которых матросы быстро научились избегать, благодаря привычке братьев нещадно мутузить всех, кто осмеливался потревожить их сон.

Когда следующим вечером братья открыли глаза, на койках напротив спали двое – какой-то молодой моряк и громила Мерли. Выбраться из ниши удалось не сразу; особенно тяжело пришлось Манфриду, который уснул, не снимая верхней части рыцарских лат. Казалось, даже пальцы на ногах и ногти ломило от усталости после напряжения вчерашнего дня, но братья проснулись со смехом, вспоминая свой триумф. Они притащились в пустую кают-компанию и напились воды, не обращая внимания на полуголого шевалье Жана и его тень – Рафаэля.

– Остальные где? – спросил Гегель после того, как окунул лицо в бочку с водой, оставив на ее поверхности масляную пленку.

– Верхнеместно, – отозвался Рафаэль и кивнул в сторону лестницы. – Вдыхают солнечный соленый воздух. Капитан с ними, хочет с вами советоваться.

– А говорить ты толком не умеешь, да? – покосился на него Манфрид.

– Поистине, моя собственная персона любит язык, которым все нормальные люди говорят, – ответил Рафаэль и ткнул в шевалье Жана заряженным арбалетом, так что рыцарь вздрогнул.

– Святые слова, – согласился Гегель, и братья поднялись на палубу.

Вскарабкавшись по лестнице к ослепительному солнечному прямоугольнику, они припали к палубе, точно звери, которых наконец выпустили из долгого заточения в клетке. Когда глаза приспособились к дневному свету, Гроссбарты зашатались – и не только от качки. Со всех сторон их окружала вода, громадные холмы и долины воды, сверкавшей на солнце. И ни следа какой-нибудь суши. Обоим стало сильно не по себе, и оба присосались к своим бурдюкам, а когда Манфрид чуть расплескал напиток, прилаживая пробку, Гегель с удивлением заметил, что брат набрал себе чистой воды.

Над головами Гроссбартов высились две мачты. Родившиеся в горной деревне братья поняли только, что этот корабль больше любой баржи, какую они видели в жизни, и поэтому, наверное, громадный. Повсюду толпились люди, но работали лишь три матроса, если не считать мрачного Джузеппе и добродушного Анджелино. Теснота судна вынуждала моряков то и дело обходить братьев, которые медленно двигались к корме. Взобравшись по деревянным ступенькам на ют, они обнаружили там Барусса и Анджелино, которые приветствовали братьев.

– Добро, и вам хорошего утречка, – поздоровался Гегель.

– Ага, – кивнул Манфрид, высматривая своего араба.

– Чувствуете? – спросил Барусс и глубоко вздохнул, от чего его грязные бинты взвились, точно флажки. – Душа моря – это душа Бога. Неудивительно, что наши предки ей поклонялись.

В этот момент Манфрид увидел за парусами женщину: та сидела спиной к нему, верхом на носовой фигуре.

– Мне вниз надо, – пробормотал он.