Печальная история братьев Гроссбарт

– И ты уговорил его плыть в нужную сторону? – спросил у кардинала Гегель.

– Мы прибыли ровно в тот день, когда они должны были выйти из гавани, но выступление отложили, чтобы услышать мой совет и внять ему, – улыбнулся Мартин и потянулся за своим бокалом.

– Наш совет, высказанный твоими устами, – поправил Манфрид. – Восславляя нас, восславишь себя.

– Да, – кивнул Мартин. – Язык мой запутала гордыня.

– А что арабская свинья? – спросил Гегель.

– Наверняка сладко спит в своей пустыне, – самодовольно ухмыльнулся Мартин. – Султан и не ведает, что дни его идолопоклонничества сочтены.

– Да нет, дурак, тот араб, что был с нами на корабле. Хилый драный пиздюк с усами! – разъяснил Гегель.

– С конями, – ответил Мартин и топнул ногой по палубе. – Внизу, где ему и место.

– Да, так беды не будет, – кивнул Манфрид. – А капитан?

– Кто? – Мартин моргнул. – Барусс?

– А кто еще? – буркнул Гегель, откупоривая следующую бутылку вина.

– Ну, он, как бы сказать, он мертвый, – ответил Мартин, нервно переводя взгляд с одного Гроссбарта на другого.

– Это мы знаем, – сказал Манфрид. – Что сделали с его телом?

– Похоронили на кладбище рыцарей госпиталя святого Иоанна, – ответил Мартин. – Он обрел последнее отпущение и награду за служение святому делу.

– Рыцарей чего-чего? – встрепенулся Гегель, который не забыл предательство шевалье Жана.

– Госпитальеров, – закатил глаза Мартин. – Тех, что спасли нас и ныне странствуют с нами на своих кораблях.

Манфрид нахмурился, а Гегеля этот ответ удовлетворил.

– Если нас везут в Гипет, думаю, они все же не еретики, братец.

Мартин подавился вторым бокалом вина и поставил его на стол.

– Я бы не стал так говорить об этих воинах, Гроссбарты. Бурную шевелюру юности следует причесать, а вам – научиться сдерживать язык, особенно в обществе кардиналов и рыцарей-монахов, уже не говоря о короле.

Манфрид зацепил стопой ножку стула Мартина и дернул так, что тот повалился на пол.

– Ты бы за своим языком последил, а то раздвоится, как у змея!

– Так-так-так, – склонился над прелатом Гегель. – Говоришь, тут есть король? А как он относится к нашему старине Карлу[40]?

Мартин поднялся на ноги и гневно воззрился на Манфрида:

– Вы спите в каюте, предназначенной ему, а он в милости своей отдал ее для вашего выздоровления. Поскольку оба вы, как видно, поправились, я пошлю за ним, ибо он с нетерпением ждал вашего совета.

– Риго пришли, и того, второго. С ними тоже надо переговорить, – бросил Гегель, усаживаясь поудобнее с бокалом вина в руке.

Родриго пришлось тащить на корабль силой, поскольку юноша требовал, чтобы его возлюбленного капитана не хоронили на кладбище госпитальеров, а взяли тело с собой в поход. Лишь заверения Мартина в том, что молодой итальянец чрезвычайно силен верой, спасли Родриго от петли, когда он кусался и дрался, отказываясь отойти от гниющих останков Барусса.

Несмотря на мечту оставить ремесло наемника, Рафаэль волей-неволей тоже поднялся на борт, когда узнал, что все до единого золотые слитки с корабля унесли за кардиналом. Отдохнув день и напившись, он оправился лучше всех, если не считать Мартина, сумел хитростью добыть себе доспехи и новое оружие, прежде чем присоединиться на пирсе к убитому горем Родриго.

Рафаэль и Родриго послушно явились в каюту и выпили с Гроссбартами. Рафаэль тоже приметил решительные изменения в характере Мартина, который теперь едва ли пил больше глотка-двух вина, а к более крепким напиткам не прикасался. Если наемник и надеялся услышать от Гроссбартов хоть слово благодарности, то перестал, когда братья принялись бранить их с Родриго за то, что они бросили паруса и позволили Мартину командовать. Хуже того, встал вопрос, куда подевались все золотые слитки.

– Священ… кхм, кардинал говорит, он о них позаботился.

Рафаэль повернулся, но Мартин уже исчез.

– Ах ты, драный хер! – взревел Манфрид. – Мартин! Где этот пройдоха?

– А ты что делал, когда наше золото облапывал кардинал? – спросил у Родриго Гегель.

– Ничего, – ответил тот с обычной для него теперь унылой гримасой.

– Ну, что-то же ты должен был сделать, – проговорил Манфрид, раздумывая, не влепить ли юноше оплеуху, чтобы проснулся наконец, когда дверь распахнулась и в каюту ступил король Кипра.

Гроссбарты заморгали, когда дружелюбный, безупречно одетый человек подошел к их столу в сопровождении нескольких не менее расфранченных советников. Его величество поздравил братьев с выздоровлением и восславил Святую Троицу, а также выразил соболезнования по поводу сразившей их хвори и утраты почти всей команды. Затем монарх восторженно принялся объяснять детали плана, подняв опрокинутый стул Мартина и садясь за стол. Гроссбарты не поняли ни слова из того, что он сказал. Манфрид встал, чтобы врезать этому хлыщу за вопиющую невежливость. Родриго наконец улыбнулся и с предвкушением уставился на Манфрида, но Рафаэль вмешался и начал переводить.

– Эта собственная персона суть король, – объяснил наемник, соскользнув со стула, чтобы встать на колени.

– Вот как, – сказал Манфрид и протянул руку. – Манфрид Гроссбарт, слуга Марии.