Печальная история братьев Гроссбарт

Здесь дорога огибала выступ на склоне горы, так что они уже могли разглядеть силуэт монастыря, находившегося за несколькими петлями дороги. Все молча пробирались через снеговые заносы, прошли последний поворот и свернули на тропу, которая вела к черной громадине. Дорога уходила вниз с той стороны, что нависала над городом, а луна светила так ярко, что можно было разглядеть пивную, городские стены и за ними – горы, оставшиеся позади.

Слева от них стена монастыря упиралась в скалу, уходившую в черноту неба, поэтому с этой стороны другие укрепления не требовались, а справа стена огибала низинку на конце естественного выступа и закрывала раскинувшийся внизу Трусберг. Крепость примыкала к отвесному обрыву; большой зазор между правым краем строения и внешней стеной указывал на то, что монастырские владения не ограничивались центральной цитаделью. Не обращая внимания на деревянные постройки у стены, Эннио шагнул вперед и сложил руки рупором, чтобы позвать монахов, когда Гегель вдруг ударил его в ухо.

– Пасть не разевай, – прошипел Гегель.

– Где погост? – прошептал Манфрид.

– А? – Эннио недоуменно переводил взгляд с одного Гроссбарта на другого.

– Кладбище, – пояснил Гегель. – Костница? Цимитер? Где хоронят? Ну, как земля горшечника, только с памятниками.

– Некрополь? – Карие глаза Эннио резко сузились. – Какое у вас там дело?

– Какое надо, – огрызнулся Манфрид.

– Но что мы можем найти в подобном месте? – с содроганием спросил Эннио.

– На все вопросы найдешь ответы в могиле, – глубокомысленно проронил Гегель.

– Я не знаю, где некрополь, – сказал Эннио. – Если когда-то это был замок, в подвале, наверное, есть склеп.

– Придется пойти на риск, – сказал Манфрид, видя тревогу на лице Гегеля. Противоестественный страх вернулся к нему и стал сильнее, чем был в городе.

– Может, бросить эту затею? – проговорил Гегель, нервно оглядываясь по сторонам.

– Сперва проверим дверь и попытаемся попасть внутрь, – сказал Эннио с большим облегчением от того, что Гегель встал на его сторону. Вменяемые люди не возятся среди могил и в лучшие времена, уже не говоря о том, чтобы пойти туда под полной луной в подозрительно обезлюдевшем городе среди скованных зимой гор.

– Гнилые слова, – прорычал Манфрид. – Проверим сперва за монастырем, вдруг там. Если нет, вскроем окно и найдем подвал. Ты не забывайся, Гегель Гроссбарт.

При звуках своего полного имени Гегель преисполнился решимости. Сокровища только и ждут, а он предложил их в земле оставить. Он бросился вперед мимо Эннио, подозревая, что трусость итальянца прилипла к нему.

Эннио мрачно зашагал за Гроссбартами, устремившимися вдоль деревянных пристроек к краю монастырской стены. Они вновь вошли в густую тень, поскольку край аббатства и внешняя стена сговорились закрыть от них луну. В тишине раздавался только скрип снега под сапогами. Когда спутники вновь вынырнули на лунный свет, они оказались на другом большом дворе, где всего одна пристройка прижалась к задней стене, там, где она выгибалась к скале. Все трое направились к маленькой дверце в стене у пристройки.

Рядом с ней они вздрогнули, когда им в спины прилетел теплый порыв ветра, полный зловония. Одновременно обернувшись, спутники не увидели ничего, кроме задней части монастыря и собственных следов, уходивших во тьму. От вони горели глаза, и все трое сразу опознали в ней запах гниющего мяса. Ветерок стих, но зловоние не исчезло. Эннио сделал шаг по направлению к аббатству, когда Манфрид тихонько присвистнул.

За маленькой дверцей скрывалось раскинувшееся на скальном выступе кладбище. С одной стороны его ограничивала взметнувшаяся вверх скала, с другой – провал, уходивший по склону горы в темноту. Из снега торчали кресты и надгробия, точно обломки наводнения, а рядом с самым большим курганом виднелись несколько холмиков поменьше. Любой другой не увидел бы в них ничего, кроме очередных сугробов, но Гроссбарты мгновенно опознали склеп. Они побежали через кладбище, спотыкаясь и ударяясь коленями о скрытые в снегу надгробия. За ними, неуклюже потащился Эннио.

Каменную дверь гробницы явно не трогали несколько веков, и Эннио прислонился к ней. Он с завистью смотрел, как Гегель извлекает из мешка бутылку и отпивает, затем передает брату. Манфрид отхлебнул и установил шнапс в снегу у ног. Пока Гроссбарты осматривали дверь и переговаривались на своем личном диалекте, Эннио подхватил бутылку, как он надеялся, непринужденным движением и присел на корточки в снегу, чтобы не садиться на могилу.

Хорошенько отпив из бутылки, итальянец подумал об одной девушке в Венеции, которая поможет ему забыть о загадочных городках, странных пассажирах и заснеженных некрополях. Подумал о ее оливковой коже и зеленых глазах, о том, как мило она его дразнит, когда он притворяется, будто забыл кошелек дома. А потом Эннио увидел, как Гегель вытаскивает из мешка лом и всаживает его в щель под дверью склепа, и поперхнулся.

– Зачем вы это делаете? – прохрипел итальянец.

– Замажься, – бросил Манфрид.