– Все вещи были на месте. Чемодан – тоже. В холодильнике – котлеты, щи, он сам себе готовил. Получается, он вроде как на один день в город подался, но не вернулся. Он вообще-то аккуратист, экономный к тому же, не стал бы готовить себе обед, чтобы потом оставлять его в холодильнике до загнивания. Может, конечно, так влюбился, что отправился с невестой на юг, в Сочи, например, я так предполагала. Ну явно к бабе ездил, раз так наряжался да душился, раньше-то с ним такого не было. Полина говорит, что он даже пел, когда в душе мылся, чего раньше с ним тоже не происходило. Это мелочи, конечно, но она так сказала – пел. Настроение у него было хорошее, душа, значит, пела.
– А как он к Лиле относился? – неожиданно спросила Мира.
– К Лиле-то? Да он с ума по ней сходил, но она вышла замуж за Виталия. Илясов-то – он серый, как крыса, некрасивый, угрястый, какой-то неприятный, что ли. А Виталька – первый красавец был… ой, что я такое говорю! Был и есть. Никто же не сказал, что он помер. А может, напился, и ударили его по голове, и отшибло у него память. Сами небось знаете, как это бывает, сколько вон историй по телевизору. Жил человек, а потом очнулся в больнице. «Здрасте-пожалуйста, ты кто такой?» – «Понятия не имею». Ни имени своего не помнит, ни родных. Может, и наш Виталя или Илясов, дружок его, где-нибудь в больнице или в психушке лежат и ничего о себе не помнят. Иначе как объяснить, что их нет?
– Расскажите еще про Илясова. Как он выглядит?
– Как-как, – пожала плечами разомлевшая и раскрасневшаяся от вкусной еды Татьяна. – Говорю же, серый такой, невзрачный, с неприятным лицом, бледным. Весь в угрях, губы всегда мокрые, тьфу… противно. У него и девушки-то не было, да и кто же захочет с таким целоваться? Стошнит.
Рита задумчиво посмотрела на Миру. В ее ушах зазвучал голос Кати Пышкиной, рассказывающей о том, как она совершенно случайно застала Лилю с неизвестным ей мужчиной и что за этим последовало: «Думаю, Лиля не знала, что я дома, потому что она вошла в кухню в чем мать родила, красная, потная, и… она плакала! Увидев меня, она обомлела и бросилась вон из кухни, заперлась в своей комнате. Я недоумевала – почему она плакала? И что же это за свидание такое, после которого девушка плачет? Что случилось? Я слышала, как Лиля вышла из комнаты и заперлась теперь уже в ванной. И пробыла она там очень долго. За это время можно было десять раз вымыться. Я даже испугалась, не стало ли ей там плохо, от горячей воды. Я постучалась, спросила, все ли с ней в порядке, она мне долго не отвечала, а потом открыла дверь, и я увидела ее, сидевшую на краешке унитаза, в халате, с мокрыми волосами и припухшими от слез глазами. А к вечеру у нее поднялась температура, я перепугалась, предложила ей вызвать врача, но она отказалась. Потом ее вырвало. Словом, Лилечка моя расклеилась».
– Скажите, Татьяна, а где живет Илясов?
– Далеко отсюда, на самой окраине деревни, рядом с развалюхой Марфы…
– Что это за развалюха?
– Да там от дома ничего не осталось. Хотели тут одни купить, мол, рядом с Волгой, но там ничего не осталось, совсем, даже стен почти нет. Зато есть сад с яблонями, вишнями, сливами, там мальчишки летом пасутся. Воды нет, Марфа пользовалась колодцем, но он, кажется, пересох, чем его приводить в порядок, легче новый выкопать. Если вы хотите купить дом на Волге, так вам лучше взять старый сруб Филимоновых. У них и абрикосы есть, и черная смородина.
Дождь стих, Рита с Мирой в сопровождении Татьяны отправились осматривать дом Лили Бонковой. Татьяна не могла не пригласить Лидию Стрельникову, соседку Лили, та и достала из старого башмака, спрятанного под крыльцом, – из тайника – ключи, собственноручно открыла дом для «прокурорских». Это была статная круглолицая женщина в толстом белом свитере и старых широких джинсах, смотревшаяся современнее рано постаревшей и обряженной в лохмотья Татьяны.
– Мне Татьяна сказала, какая с Лилечкой беда приключилась. А кто ж ее хоронить-то будет? И где? Вот, захотела новой жизни – и получила. – Соседка вздохнула. – Проходите. Здесь давно никого не было. Я тоже не захожу – цветы комнатные она все отдала, а так… Ну, стоит себе дом и стоит.
Рита мягко попросила Татьяну оставить их одних, сказала, что им надо «поработать». Татьяна, пожав плечами и бормоча про себя: «Надо так надо, вы же люди подневольные», – вышла на прикрытое навесом крыльцо, уселась на старый половик и уставилась в небо.
Рита рассказала Мире о странном любовнике, который довел искушенную в любви Лилю (опытную женщину, для которой переспать с мужчиной, судя по ее образу жизни, было все равно что поужинать с ним) до такого состояния, что ее вырвало, поднялась температура, не говоря уже о слезах и общем угнетенном состоянии.