Печальная принцесса

Григорий моментально вскочил с постели, надел брюки и теперь стоял посреди спальни – красный, огромный и рыхлый, испуганный и вместе с тем счастливый, словно ему только теперь позволили рассказать миру о своем многомиллионном выигрыше. Доброе и круглое лицо его, волнистые черные волосы, большие карие глаза с длинными ресницами, полные губы и упрямый твердый подбородок – все это сильно отличало его внешне от родного брата, высокого, крепкого сложения натурального блондина с длинными ухоженными волосами и зелеными глазами, к встрече с которым вот в такой недвусмысленной обстановке он готовился уже давно, но сейчас оказался не готов (или все же готов?), растерян, и он чувствовал себя одинаково предателем и по отношению к Миле, родившей ему двух детей, и к Семену, у которого он теперь был намерен этих детей, которых брат считал своими, отобрать.

К счастью, звон ключей, звук, которого они ожидали как сигнала к действию, к признанию, к началу распутывания сложного и болезненного клубка отношений, событий, кровных уз, любовных нитей, оказался ложным – скорее всего, это зазвенела нестерпимая тишина впавшей в анабиоз, готовящейся к тому, чтобы ее бросили, квартиры. И еще – этот дождь, прибивающий тишину к жести подоконника, бубнящий что-то себе под нос о любви и предательстве, о лжи и близком освобождении. Они оба, Григорий и Мила, давно ждали момента, когда объясниться с Семеном будет проще, удобнее. И вот теперь этот момент настал. И у каждого из этой троицы, кроме Семена, конечно, были припасены слова, жгучие и смертельные, как кислота, аргументы, способные разрушить все то, что прежде считалось крепкой семьей Сквозниковых.

– Ты уверена, что он не ночевал в ту ночь дома?

– Да это он ее убил, он! Я просто уверена в этом. Больше некому. Возможно, она узнала, что я жду ребенка, сказала Семену, что хочет встретиться с ним и поговорить, а при встрече повела себя таким образом, что спровоцировала его на это… на это убийство. Семен ведь нервный, сам знаешь, когда он не в себе, он просто бросается на людей.

– Да за что ее убивать? Ну, узнала она, к примеру, о твоей беременности, и что? Она прекрасно понимала, что связалась с женатым человеком, а поскольку он мужчина, а его жена – само собой, женщина и у вас есть дети, то что особенного в том, что вы иногда спите?

Он сначала сказал это, а потом уже подумал, покраснел еще больше и посмотрел на Милу широко раскрытыми глазами, растерянно, с опаской, понимая, что сморозил глупость. В сущности, им обоим было неприятно осознавать ту правду о совместном проживании супругов и те обязанности, которое это супружество накладывает, чтобы подчеркивать это еще раз. Но Григорию, однако, была неприятна мысль, что его родной брат, которого он, как ни странно, любил и считал своим, близким человеком несмотря ни на что, мог убить свою любовницу. Он не видел в этом ни смысла, ни вероятной причины, побудившей бы человека убить столь привлекательную и милую девушку. Особенно Лилю, которую Семен так любил.

– Если предположить, – он собрался с духом, чтобы продолжить развивать эту скользкую тему, – что Семен, к примеру, приревновал ее к кому-то, причем настолько сильно, что решил, что она не должна доставаться никому, то было бы логично, если бы он удушил ее намного раньше, когда она собралась выходить замуж за своего доктора. Ведь так?

– Да у нее этих мужиков – как собак нерезаных, – презрительно фыркнула Мила. – Да она шлюха была и как шлюха умерла.

Григорий вдруг поймал себя на том, что хочет почему-то защитить Лилю, девушку, которую он видел всего несколько раз, но которая произвела на него очень приятное впечатление. Он даже словно бы порадовался за брата, за то, что у него была еще одна женщина, еще одна жизнь, хотя, с другой стороны, вероятно, чувство к этой Лиле у Семена было не столь глубоким, раз он так и не решился бросить Милу с детьми. В любом случае тот тон, которым Мила высказала свое отвращение к любовнице Семена, причем уже мертвой, покоробил его.

– Мила, а ты случайно не выдумала все это?