Читаем Печальные тропики полностью

Но существует и другое отношение к усопшим, которое тоже проиллюстрировано фольклорной темой, ее я назвал бы «предприимчивый рыцарь». На этот раз герой беден. У него есть только хлебное зернышко, которое ему удается хитростью выменять на петуха, потом на свинью, потом на быка, потом на труп, который, наконец, он меняет на живую принцессу. Здесь мертвый является предметом, а не действующим лицом. Вместо партнера, с которым договариваются, он превращается в инструмент спекуляции, построенной на лжи и мошенничестве. Некоторые общества именно так относятся к своим мертвым. Они отказывают им в покое, заставляя их служить своим целям: порой в самом буквальном смысле, как в случае каннибализма и некрофагии, основанных на стремлении присвоить добродетели и могущество покойника. Или же символически, в обществах, вовлеченных в постоянное соперничество престижей, где все участники вынуждены, осмелев, так сказать, постоянно звать мертвых на помощь, чтобы подтвердить свои исключительные права, вызывая духов предков и подделывая родословные. В результате они навлекают на себя неприятности: мертвые, желая отомстить за постоянное беспокойство, начинают отвечать им тем же. Чем больше живые пытаются использовать их в своих целях, тем они требовательнее и придирчивее. Но идет ли речь о взаимном уважении, как в первом случае, или о грубой спекуляции, как во втором, главная идея состоит в том, что в отношениях между мертвыми и живыми неизбежно принимаются в расчет обе стороны.

Между этими противоположными моделями отношений живых с мертвыми существуют и промежуточные положения: индейцы западного побережья Канады и меланезийцы вызывают своих предков во время обрядов, заставляя их свидетельствовать в пользу своих потомков. У некоторых народов Китая и Африки существует культ предков, согласно которому умершие сохраняют свою индивидуальность, но только в течение нескольких поколений, тогда как индейцы пуэбло на юго-западе США не чтят каждого мертвого в отдельности, а сразу причисляют его к общему числу предков, которые выполняют определенные функции. Даже в Европе, где мертвые безлики и равнодушны к делам живых, фольклор сохраняет признаки веры в то, что существует две категории мертвых: те, кто умер естественной смертью и составляют когорту покровительствующих предков; и самоубийцы, убийцы или одержимые, которые превращаются в злых и завистливых духов.

Если мы ограничиваемся рассмотрением развития западной цивилизации, нет сомнения, что спекулятивное отношение постепенно уступило место компромиссу между мертвыми и живыми, оно уступило место безразличию, предоставив «мертвым погребать своих мертвецов», как написано в Евангелии. Но нет никаких оснований полагать, что такое развитие соответствует всеобщей модели. Скорее все культуры постепенно осознали два типа отношений, отдавая предпочтение одному из них, пытаясь обезопасить себя посредством суеверий (мы и сами продолжаем это делать вопреки вере или неверию). Самобытность бороро и других народов, которых я привел в пример, заключается в том, что они четко осознали два возможных типа отношений, создали систему верований и обрядов для каждого из них и, наконец, приемы, позволяющие переходить от одного к другому, с надеждой их совместить.

Я выразился бы неточно, если бы сказал, что для бороро нет естественной смерти. Человек не является для них отдельной личностью, а составляет часть социального мира: деревня с незапамятных времен существует бок о бок с физической вселенной, которая состоит из других, по их мнению, живых существ – небесных тел и метеорологических явлений, несмотря на временный характер некоторых деревень, которые (по причине истощения окультуренных почв) редко остаются более тридцати лет на одном месте. Деревню характеризует не ее местонахождение и хижины, а определенная структура, которая была описана выше и которую она воспроизводит в своей планировке. Теперь понятно, почему, нарушая традиционное расположение деревень, миссионеры смогли все разрушить.

Что касается животных, часть из них принадлежит миру людей, особенно рыбы и птицы, а часть (некоторые наземные животные) – физическому. Так, бороро считают, что их человеческая оболочка является переходной между формой рыбы (названием которой они обозначают себя) и ары (в форме которого они завершат цикл перевоплощений).

Перейти на страницу:

Все книги серии Наука: открытия и первооткрыватели

Не все ли равно, что думают другие?
Не все ли равно, что думают другие?

Эту книгу можно назвать своеобразным продолжением замечательной автобиографии «Вы, конечно, шутите, мистер Фейнман!», выдержавшей огромное количество переизданий по всему миру.Знаменитый американский физик рассказывает, из каких составляющих складывались его отношение к работе и к жизни, необычайная работоспособность и исследовательский дух. Поразительно откровенны страницы, посвященные трагической истории его первой любви. Уже зная, что невеста обречена, Ричард Фейнман все же вступил с нею в брак вопреки всем протестам родных. Он и здесь остался верным своему принципу: «Не все ли равно, что думают другие?»Замечательное место в книге отведено расследованию причин трагической гибели космического челнока «Челленджер», в свое время потрясшей весь мир.

Ричард Филлипс Фейнман

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы
Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Как появились университеты в России? Как соотносится их развитие на начальном этапе с общей историей европейских университетов? Книга дает ответы на поставленные вопросы, опираясь на новые архивные источники и концепции современной историографии. История отечественных университетов впервые включена автором в общеевропейский процесс распространения различных, стадиально сменяющих друг друга форм: от средневековой («доклассической») автономной корпорации профессоров и студентов до «классического» исследовательского университета как государственного учреждения. В книге прослежены конкретные контакты, в особенности, между российскими и немецкими университетами, а также общность лежавших в их основе теоретических моделей и связанной с ними государственной политики. Дискуссии, возникавшие тогда между общественными деятелями о применимости европейского опыта для реформирования университетской системы России, сохраняют свою актуальность до сегодняшнего дня.Для историков, преподавателей, студентов и широкого круга читателей, интересующихся историей университетов.

Андрей Юрьевич Андреев

История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука
Она смеётся, как мать. Могущество и причуды наследственности
Она смеётся, как мать. Могущество и причуды наследственности

Книга о наследственности и человеческом наследии в самом широком смысле. Речь идет не просто о последовательности нуклеотидов в ядерной ДНК. На то, что родители передают детям, влияет целое множество факторов: и митохондриальная ДНК, и изменяющие активность генов эпигенетические метки, и симбиотические микроорганизмы…И культура, и традиции, география и экономика, технологии и то, в каком состоянии мы оставим планету, наконец. По мере развития науки появляется все больше способов вмешиваться в разные формы наследственности, что открывает потрясающие возможности, но одновременно ставит новые проблемы.Технология CRISPR-Cas9, используемая для редактирования генома, генный драйв и создание яйцеклетки и сперматозоида из клеток кожи – список открытий растет с каждым днем, давая достаточно поводов для оптимизма… или беспокойства. В любом случае прежним мир уже не будет.Карл Циммер знаменит своим умением рассказывать понятно. В этой важнейшей книге, которая основана на самых последних исследованиях и научных прорывах, автор снова доказал свое звание одного из лучших научных журналистов в мире.

Карл Циммер

Научная литература