Из предыдущих рассуждений следует: согласие, психологическая основа власти, в повседневной жизни выражается игрой повинностей и обменов материальными ценностями, которая происходит между вождем и его спутниками и которая делает из понятия взаимности другой основной атрибут власти. Вождь имеет власть, но он должен быть великодушен. У него свои обязанности, но он может иметь несколько жен. Между ним и группой устанавливается равновесие, постоянно поддерживаемое повинностями и привилегиями, услугами и обязанностями.
Но случай брака – это нечто большее. Предоставляя своему вождю полигамную привилегию, группа обменивает элементы личной безопасности, гарантированные моногамным порядком, на коллективную безопасность, ожидаемую от власти. Каждый мужчина получает жену от другого мужчины, но вождь получает нескольких жен от группы. Взамен он гарантирует защиту от нужды и опасности не индивидам, на сестрах или дочерях которых он женится, даже не тем, кого он лишил жен вследствие полигамного права, а группе, рассматриваемой как единое целое, которая отказалась от общего права в его пользу. Эти размышления могут представлять интерес для теоретического изучения полигамии; но они больше напоминают о том, что концепция государства как системы гарантий, усовершенствованная в ходе дискуссий о государственном страховании (план Бевериджа), не является феноменом чисто современным. Это возвращение к фундаментальной природе социальной и политической организации.
Такова точка зрения группы на власть. Каково же отношение самого вождя к своим обязанностям? Какие причины толкают его взвалить на себя груз, порой слишком тяжелый? Вождь группы намбиквара отдает себе отчет в том, что взялся за исполнение трудной роли; он должен приложить немало усилий, чтобы удержать свое положение. Кроме того, если он не стремится к его улучшению, он рискует потерять то, чего добился, потратив месяцы, а то и годы. Возможно, в этом кроется причина, по которой многие люди уклоняются от власти. Но почему же тогда другие не отказываются от нее и даже стараются ее добиться? Сложно судить о психологических мотивах, тем более рассматривая культуру, совершенно отличную от нашей. Однако можно сказать, что полигамной привилегии, какой бы ни была ее привлекательность, с точки зрения отношения полов, чувственной или социальной, будет недостаточно, чтобы сделать власть привлекательной. Полигамный брак – это техническое условие власти; интимные удовольствия с этой точки зрения имеют только вспомогательное значение. Здесь должно быть нечто большее. Вспоминая нравственные и психологические черты разных вождей намбиквара и пытаясь выявить мимолетные нюансы их личности (которые не поддаются научному анализу, но которые так ценишь в ходе дружеского общения), приходишь к выводу: вожди появляются, потому что в любой человеческой группе есть мужчины, которые, в отличие от своих товарищей, ценят престиж, не боятся брать на себя ответственность, которым тяжесть общественных дел приносит удовлетворение. Эти индивидуальные качества развиваются и используются различными культурами в той или иной степени. Но их существование в обществе, которому чужд дух соперничества, как, например, обществу намбиквара, наводит на мысль, что их происхождение обусловлено не только социальными причинами. Они присущи психологии отдельных личностей, из которых состоит любое общество. Каждый человек уникален, и даже в примитивных племенах, которые строго следуют традиции, индивидуальные различия отражены с таким изяществом и использованы с таким прилежанием, как и в нашей «индивидуалистической» цивилизации.
В другой форме это было «чудо», упомянутое Лейбницем по поводу американских дикарей, чьи нравы, описанные первыми путешественниками, обучили его «никогда не использовать для доказательства гипотезы политической философии». Что касается меня, я отправился на край света в поисках того, что Руссо называет «почти неощутимыми изменениями начального состояния». За завесой слишком замысловатых законов кадиувеу и бороро я продолжил поиски государства, которого, как говорил Руссо, «нет больше, которого, может быть, никогда и не было и которого, вероятно, никогда не будет, но о котором, однако, необходимо иметь правильные представления, чтобы судить о нашем сегодняшнем состоянии». Я думал, что мне повезло больше, что я обнаружил его в умирающем обществе, но было бесполезно спрашивать себя, являлось оно пережитком или нет: традиционное или вырождающееся, оно предстало мне в одной из самых ничтожных форм социальной и политической организации. И я не нуждался в том, чтобы обращаться к истории, которая сохранила эту форму в этом примитивном состоянии или которая, что больше похоже на правду, довела его до этой формы. Мне было достаточно наблюдать за ходом социологического эксперимента, который проходил на моих глазах, но так и остался для меня загадкой.
Я искал простейшую форму общества. И общество намбиквара оказалось именно таким – я нашел там только людей.
Восьмая часть
ТУПИ-КАВАХИБ