Печальные тропики

Не следует поэтому удивляться, что местность вокруг Куябы временами походит на поле битвы; о прежней «золотой лихорадке» напоминают поросшие травой и кустарником бугры. Еще и сегодня случается, что какой-нибудь житель Куябы, разделывая огород, находит самородок. А уж в виде песчинок золото встречается повсюду. В Куябе нищие часто ищут золото, их видишь за работой в русле ручья, пересекающего нижний город. Дневные усилия обеспечивают им пищу, а многие торговцы все еще пользуются небольшими весами, чтобы, взвесив шепотку золотого песка, отдать за нее немного мяса или риса. Сразу же после сильного дождя, когда вода бежит ручьями, к ним устремляются дети с шариками золотистого воска. Погрузив их в поток, они ждут, когда к воску пристанут мелкие блестки. Впрочем, жители Куябы заявляют, что под их городом на глубине нескольких метров проходит рудная жила; говорят, что она покоится под скромной конторой «Банка Бразилии» и что это сокровище делает его богаче, нежели суммы, хранящиеся в его устаревших сейфах.

От прежней славы Куябы остался образ жизни, медленный и церемонный. Для иностранцев первый день проходит в хождении взад и вперед по площади, которая отделяет постоялый двор от губернаторского дворца: по приезде следует представить визитную карточку, часом позже адъютант, усатый жандарм, является с ответными знаками внимания. После сиесты, когда весь город с полудня до четырех часов погружается в оцепенение, нужно засвидетельствовать свое почтение губернатору, который со скучающим видом оказывает этнографу вежливый прием. Индейцы? Он, разумеется, предпочел бы, чтобы их не было вовсе. Чем, как не раздражающим напоминанием о его политической немилости, свидетельством его ссылки в какой-то отсталый округ, они являются? У епископа все повторяется: индейцы, принимается он мне объяснять, не так свирепы и глупы, как можно было бы подумать; могу ли я себе представить, что одна индеанка бороро приняла христианскую веру? И что братьям из Диаманткну удалось — ценой каких усилий! — сделать троих индейцев пареси сносными столярами? А в научном плане миссионеры действительно собрали все заслуживающее труда быть сохраненным. Что касается легенд, то им известна легенда о потопе, значит, господь бог не захотел, чтобы над ними тяготело проклятие. Я отправляюсь к ним, пусть так. Но чтобы я непременно воздерживался от подрывания авторитета святых отцов: никаких никчемных подарков, зеркал или бус. Только топоры: этим лентяям следует напомнить о святости труда.

Освободившись от этих формальностей, можно переходить к серьезным делам. Мои дни проходят в заднем помещении лавки ливанских торговцев: это наполовину оптовики, наполовину ростовщики. Они снабжают скобяным товаром, тканями и лекарствами дюжину родственников, клиентов и лиц, пользующихся их покровительством. Те отправляются со своим приобретенным в кредит грузом на быках или в пироге выколачивать последние мильрейсы, застрявшие в глуши бруссы или вдоль рек. Булочник готовит для нас мешки с болаша — круглыми хлебами, замешанными без дрожжей с добавлением жира. Они тверды, как камень, но на огне становятся мягкими. Раскрошившись на ухабах и пропитавшись бычьим потом, они превращаются в какой-то не поддающийся определению продукт, столь же прогорклый, как и сушеное мясо, заказанное у мясника. В Куябе мясник пребывал в смертельной тоске из-за одного-единственного желания, причем не было ни одного шанса на то, что оно исполнится, — пусть когда-нибудь приедет в Куябу цирк. Ему бы так хотелось посмотреть на слона: «Столько мяса!..»