Печальные тропики

Эти отряды вооружены не только на случай стычек друг с другом, кстати довольно частых. До совсем недавнего времени, а иногда и сейчас их оружие удерживает полицию на почтительном расстоянии от гаримпо. Таким образом, алмазоносная зона образует государство в государстве, причем первое порой находится в состоянии открытой войны со вторым. Следует сказать в оправдание непокорных, что, если полиции удавалось поймать кого-то на подступах к гаримпо, несчастного редко привозили в Куябу. Знаменитый глава гаримпейрос — «капитан» Арнольдо был однажды схвачен вместе со своим подручным. На шею им накинули веревку, привязанную к верхушке дерева, а под ноги поставили дощечку. Так они и стояли, пока из-за усталости не потеряли равновесия и не упали, затянув петлю. Закон гаримпо соблюдается так строго, что в трактирах в Ла-жеаду или Пошореу, центрах старательской добычи, нередко можно увидеть оставленный без присмотра стол, усыпанный алмазами. Но каждый найденный камень безошибочно узнается владельцем по форме, размеру и цвету. Эти подробности он запоминает так точно и основательно, что даже годы спустя помнит, как выглядел стоящий камень. «Когда я смотрел на него, — рассказывал один из моих посетителей, — мне казалось, будто в ладонь уронила слезу пресвятая дева…» Но камни не всегда чистой воды: часто их находят в жильной породе, и с первого взгляда невозможно определить их стоимость. Доверенный перекупщик объявляет цену (это называется «взвесить» алмаз), и старатель, будучи обязан продавать камни ему, вынужден принять его условия. Тут уж вступает в дело помощник перекупщика и закрепляет исход спекулятивной сделки.

Я интересовался, не бывает ли в гаримпо мошенничества. Безусловно да, но оно безрезультатно. Если старатель предложит алмаз другому перекупщику или сделает это без ведома своего предводителя, он сразу же «погорит», то есть ему предложат минимальную цену, которая будет систематически понижаться при каждой последующей попытке. Бывали случаи, когда такие старатели умирали с голоду, держа в руках пригоршни алмазов.

Есть и другая сторона вопроса. Например, один выходец из Сирии разбогател, видимо скупая по низкой цене алмазы нечистой воды. Он их нагревал на примусе, а затем погружал в краситель. Этим способом желтому алмазу придают поверхностную, более привлекательную окраску, из-за чего его называют пинтадо, то есть крашеный алмаз.

Практикуется еще одно мошенничество, но на более высоком уровне: при вывозе уклоняются от уплаты пошлины бразильскому государству. В Куябе и Кампу-Гранди я знавал профессиональных проводников, так называемых головорезов. Им тоже было что порассказать: если их хватала полиция, пачки сигарет, в которых они прятали алмазы, небрежно бросались в кусты, вроде как пустые. Выйдя на свободу, эти люди отправлялись на поиски своих сокровищ, можно себе представить, с каким чувством!

Но в тот вечер разговор вокруг нашего лагерного костра шел об обыденных происшествиях из жизни старателей. Так, я знакомился с живописным языком сертана, в котором для передачи неопределенно-личного местоимения прибегают к необычайно разнообразному набору выражений: о home — «человек», о camarada — «товарищ» или о collega — «коллега», о negro — «негр», о tal — «такой-то», о fulane — «тип» и т. д. Если в лотках для промывки искатель алмазов обнаружит золото, это считается плохим предзнаменованием. Единственный выход — выбросить металл сразу же в воду, ибо тому, кто его оставит, грозят недели безуспешной работы. Бывает, что, набрав полные пригоршни гальки, получаешь удар от усаженного крючками хвоста ядовитого ската. Такие раны трудно вылечить. Обычно их лечат женщины.

Женщин привлекают в эти районы рассказы о случаях сказочного везения. Внезапно разбогатевший старатель, скрывающийся от правосудия, вынужден все тратить на месте. Именно этим и объясняется движение грузовиков, нагруженных ненужными здесь товарами. Лишь бы удалось добраться с грузом до гаримпо, а там можно продать товар по любой цене; его купят не столько из-за надобности, сколько из-за желания похвастаться. Рано утром до отъезда я зашел в хижину одного старателя, стоявшую на берегу реки, наводненном комарами и другими насекомыми. Надев на голову водолазный шлем устаревшего образца, хозяин уже скоблил ложе ручья. Внутри хижина была жалкой и производила такое же угнетающее впечатление, как и вся местность, однако в одном из ее углов подруга старателя с грустью показала мне двенадцать новых костюмов «своего мужчины» и собственные шелковые платья, прогрызенные термитами.