Вот нас окружают несколько десятков индейцев, спорящих между собой. Спор сопровождается раскатами смеха и тумаками. Бороро — самые высокие и самые ладные среди индейцев Бразилии.
Круглой головой, удлиненным, с правильными и резкими чертами лицом и атлетическим сложением они несколько напоминают жителей Патагонии, с которыми их, возможно, следует связывать в расовом отношении. Этот гармоничный тип, однако, редко встречается среди женщин, в целом малорослых, худых, с неправильными чертами. Мужская жизнерадостность являла странный контраст с неприветливым поведением другого пола. Несмотря на эпидемии, опустошавшие эту местность, население поражало своим здоровым видом. Правда, в деревне жил один прокаженный. Мужчины полностью лишены одежды, за исключением рожка из соломы, закрывающего конец полового члена. Большинство с головы до ног раскрашены красной краской уруку, растертой с жиром. Даже волосы, падающие на плечи или подстриженные в кружок на уровне ушей, покрыты краской и походят на шлем. На этот фон наносятся другие украшения. Лоб закрывает подкова из черной блестящей смолы, спускающаяся по обеим щекам до рта; плечи и руки украшены наклеенными полосками из белого пуха или обсыпаны толченым перламутром. Женщины носят хлопковую набедренную повязку, пропитанную красной краской и держащуюся на жестком поясе из коры, к которому прикрепляется более мягкая лента из белой отбитой коры, пропущенная между бедрами. Грудь перепоясывает двойной клубок хлопковых, искусно сплетенных перевязей. Этот наряд дополняется хлопковыми же полосками, затянутыми вокруг лодыжек, предплечий и запястий.
Мало-помалу все удаляются. Мы делим хижину размером приблизительно двенадцать на пять метров с молчаливым и неприязненным семейством колдуна и со старухой-вдовой, которую из милости кормили какие-то родственники, живущие в соседних хижинах. Подчас они забывали о ней, и тогда часами вдова оплакивала своих пятерых мужей и то счастливое время, когда у нее всегда было вдоволь маниока, кукурузы, дичи и рыбы.
И вот на улице уже начинается низкое пение на звонком и гортанном языке с чеканной артикуляцией. Поют одни мужчины, и простые, раз сто повторяемые в унисон напевы кажутся мужественными и трагичными. Почему они запели эти песни? Из-за ира-ра, объясняют мне. Мы привезли с собой дичь, и, прежде чем ее съесть, необходимо совершить сложный обряд успокоения ее духа и освящения охоты. Я был слишком утомлен, чтобы выступать в роли этнографа, и с наступлением темноты заснул неспокойным сном, который тревожили продолжавшиеся до зари песнопения. Впрочем, так тянулось до нашего отъезда, ибо ночи посвящались религиозной стороне жизни, а спали индейцы с восхода солнца до полудня.
Наряду с несколькими духовыми инструментами, вступавшими в предписанные ритуалом моменты, единственным сопровождением голосов были звуки калебас, наполненных камешками, которые встряхивали хороначальники. Они прекрасно выполняли свою роль: то возбуждая страсть или внезапно останавливая поющих, то заполняя тишину треском калебас, причем Звук постепенно и нарастал и угасал, то, наконец, ведя за собой танцоров чередованием пауз и звуков, длительность, сила и характер которых были столь разнообразны, что с такой задачей не мог бы лучше справиться и дирижер наших больших концертов.
Недаром в прежние времена индейцы, да и сами миссионеры, верили, что посредством погремушек разговаривают демоны. Впрочем, хотя прежние заблуждения по поводу так называемого языка барабанов рассеяны, можно полагать, что по крайней мере у некоторых народов этот язык основан на настоящем кодировании речи, сведенной к нескольким значениям, символически выраженным ритмическим рисунком.
С наступлением дня я встаю и отправляюсь в деревню. У дверей спотыкаюсь о каких-то жалких домашних птиц: это попугаи араруана, которых индейцы приучили жить в деревне. Их ощипывают живьем и таким образом получают перья для причесок. Лишившись оперения и возможности летать, птицы походят на цыплят, подготовленных для вертела. Оттого что объем их тела уменьшился наполовину, и без того большой клюв выглядит еще больше. Другие араруана, отрастившие оперение, взгромоздились на крыши, где красуются с важным видом — этакие геральдические эмблемы в красных и лазурных цветах.