Печальные звёзды, счастливые звёзды

В резервацию собирались долго. На Фёдора и Веронику надели «винтажные», как выразился дед, комбинезоны со встроенным подогревом, аптечкой и системой связи, шлемы с респираторами, трубочками для питья. За пояс Фёдору засунули древнюю электроножовку, прицепили моток верёвки.

У стенки защитного купола дед Николай еще минут пять давал инструкции «городским» и делал селфи с внучкой, только после этого выпустил ребят наружу, в резервацию.

За спиной зашипел и захлопнулся люк шлюза, Фёдор ухватил за ладошку Веронику и опасливо сделал первый шаг.

Над головой разверзлось непривычно огромное голубое небо, не отгороженное ни потолками, ни куполом, ни даже климатическими щитами. В ярком свете комбинезоны заискрились алыми блёстками. Ноги провалились в белую субстанцию-кашу — холодную и мокрую. «Это же настоящий снег!» — догадался Фёдор.

Вокруг ветками без листьев тянулись вверх деревья — не ёлки.

Вероника стянула респиратор, счастливо взвизгнула:

— Здравствуй, лес! — и по неровным складкам снега рванула навстречу ощетинившимся голым веткам.

Фёдор последовал её примеру и тоже снял маску. Легкие обожгло непривычно холодным воздухом, в горле запершило. Он постоял немного, глядя на белые облака пара из собственного рта, а потом поспешил вслед за девушкой.

Они вышли на большую поляну, зеленеющую с другого края. Ёлки! — понял Фёдор, обогнал Веронику и внезапно провалился в снежную яму, завалился вперёд, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Руки напрасно искали опору, вязли в сыпучем снегу, он набивался в рот и царапал щёки. По спине побежал холодный пот ужаса.

— Верёвку! Кинь мне верёвку! — крикнула Вероника с тропинки. — Горе глюковое, тут же натоптано, а кругом сугробы!

Фёдор забарахтался сильнее, скрючился, ощупывая пояс. Сообразил, что глубже не проваливается и, осторожно опёршись коленями в зыбкую твердь, выкинул конец верёвки на тропу.

— Тихонько иди! А теперь, блин, залезай! — командовала девушка.

Вскоре Фёдор, облепленный белым крошевом, как снеговик в книжке, выкарабкался на утоптанный снег. Тело дрожало от напряжения, и Фёдор с тоской вспомнил уютное кресло с массажем и подогревом… дома. Вероника хлопнула по плечу, начала отряхивать, а он позабыл о кресле — сам бил себя по животу и коленям, подымая облака сверкающих снежинок, и улыбался — так приятны были её хлопоты и искреннее переживание.

— Ты меня спасла, — тихо сказал Фёдор, а в голове мелькнуло: стала бы спасать его Снежанна? Скорее, она бы и не вышла из-под купола в этот страшный лес вместе с ним.

— Меня дедушка в детстве учил ходить по зимнему лесу, а ты первый раз тут, — Вероника надвинула респиратор, пряча недавний испуг. — Пойдём, ёлки близко.

Федор неловко убрал респиратор с её лица:

— Ты за меня так испугалась, Вероничка? — Белый парок дыхания повис между ними.

— Нет… За ёлку, блин! — фыркнула девушка прямо в его губы…

— Представляешь, дедушка, он не стал её резать! — возмущалась Вероника.

Дед Николай лишь ухмылялся, пускал из самокрутки пряный дымок и разводил руками. Он смотрел на парня, щурился и, кажется, что-то понимал. Панда на его футболке делала непроницаемую морду.

А Федор, и правда, не стал.

Тогда в лесу, когда они подобрались, наконец, к ёлочкам, и Федор увидел их нежную красоту с макушек до пяточек: крохотные шишки, острые иголочки хвои, капельки смолы на тонких стволах, он вытащил ножовку и… Правильно говорит Вероника — резать, всё равно что убить. И принести убиенную Снежанне. Нет уж, обойдётся веточкой!

День седьмой. Новый год

Капсулопузырь мчался по трубе — по одной, второй, десятой…

Фёдор развалился на сиденье, не обращая внимания на цветные пятна дорог, не выходя на празднично украшенных станциях. Автомат, настроенный на адрес «Восточноевропейский мегасити, &nan, пояс 120», справлялся сам.

Фёдор смотрел на живую еловую веточку и грустил. Ему казалось, что прошла не неделя, а гораздо больше, он не только соскучился по дому, но и расскучился, а потом соскучился снова. В памяти лицо Снежанны размывалось и иногда заменялось другим — с сиреневыми глазами.

— Какое у тебя желание на Новый год? — спросил он у Вероники, прощаясь с девушкой в Антарксити.

Она пожала плечами:

— Что толку — желать? Останусь с дедушкой, испеку пирог и сделаю «Доширак-Оливье». Блин, отправляйся, Федя, а то я расплачусь. Тебя ждут.

Фёдор кивнул, залез в капсулопузырь. Тысячи слов вертелись на языке. Но он так и не решился произнести ни одно из них.

— Я бы хотела праздновать Новый год с тобой! — услышал он, прежде чем унёсся по трассе в прошлое.

Квартал офисных крыс пах праздником, который случится через пару часов, но сквозь искусственный аромат голографических ёлок пробивался другой — работы, зубного порошка и грифеля.

Фёдор нажал сенсор на входной мембране.

Снежанна тотчас появилась на пороге, уже одетая в роскошное переливающееся платье. Новые платиновые волосы возвышались над головой в сложной причёске-зонте. Татушка на лбу другая: наполовину съеденное яблоко.

— Фёдор! Я жду и жду, — щебетала Снежанна, увлекая парня в квартиру-капсулу и косясь на ветку в его руке.