— Вот я и говорю — нечестно.
— Это жизнь, детка, — мать вздохнула. — А она вообще несправедлива.
Ехать к свекрови на Новый год Рита тоже не хотела.
Что она там забыла? Деревня. Наряженная блестящим мусором ёлка во дворе, квашеная капуста «по фирменному рецепту», вечные пирожки с зелёным луком и яйцом, от одного запаха которых воротило. Да, вкусный холодец. Это плюс. И свежий воздух. Но даже платье не наденешь. Фотки новогодние в Инстаграм не выставишь. Потому что — позориться. Но Андрея корёжило от осознания сыновьего долга.
Первого ехать он отказался наотрез. Новый год, чтоб его, семейный праздник. Дарья Ивановна ввиду возраста прибыть к ним не может, значит, они едут к ней. Точка.
Вот примерно так.
И это «Ты мне не оставляешь выбора. А выбор делает человека человеком», — это её, Риткин, финальный аргумент, подвешенный в кухне, словно ружье. Дочь со своим музыкальным слухом услышала их вчерашний спор.
И сейчас, по дороге к свекрови, дочь закатила истерику: она собралась в кино на каникулах, она хочет на ёлку — папа обещал, она хочет гулять и есть мороженое в торговом центре, с поездкой на все каникулы к бабушке это никак не совмещалось.
— Ну почему-у? — канючила Инга самым противным голосом из всех возможных.
— А, в самом деле, почему? — Рита решила, что и мужу пора включиться и отстаивать свою же собственную инициативу.
Андрей снисходительно покосился на супругу:
— Чтобы когда ты станешь старой и немощной, твоя дочь так же схватила семью в охапку и приехала к тебе встречать Новый год. Потому что Новый год — семейный праздник, и встречать его в одиночестве — преступление. Для этой самой семьи. Всем всё понятно? Или есть ещё вопросы?
Андрей — бывший военный. Хотя военные бывшими не бывают.
Ритка закусила губу, повернулась к дочери и выразительно щелкнула языком.
— Верно папка говорит. Я тоже хочу, чтоб ты с семьёй к нам приехала, когда-нибудь, когда я стану старой и немощной.
Инга надулась:
— Только если вы не будете кормить меня квашеной капустой.
Они свернули с МКАД на шоссе. Мелкий снежок сыпал под колеса, скрашивая накопившуюся грязь и пыль. Обочину украшала праздничная иллюминация, у торговых центров красовались гигантские ёлки.
— А ёлка у нас хоть будет? Иначе куда Дед Мороз подарки положит? — переживала Инга.
Андрей усмехнулся:
— Будет, куда ж она денется… Только в прошлом году ты, вроде бы, утверждала, что в Деда Мороза не веришь.
Инга промолчала. Веришь-не веришь — вопрос десятый. Но по старой привычке она спрятала в морозилке бумажку с желанием.
Контрабандист и галактический нелегал Дет Моесс проснулся от толчка — его небольшую капсулу, подхватив воздушным потоком, едва не перевернуло, сработала аварийная система стабилизации, под куполом рубки мелькнул и погас ярко-красный огонек оповещения. Глюк неторопливо просмотрел записи внешних визиров: столько шума наделала промчавшаяся мимо колымага кого-то из местных: чёрный грохочущий монстр, дышащий токсичной смесью газов, канцерогенов, альдегидов и сажи. Моесс поморщился:
— Что за планета, подери вас всех грызанский хрым, — пробормотал недовольно. — Поспать и то не дают.
Красные проблесковые огоньки манили за собой. Глюк заворожённо направил капсулу за пыхтящим оксидом серы, азотом и бензопиреном устройством.
Вечерний лес, шелест гравия под колёсами — глюк с интересом наблюдал за новой для него планеткой. Последние десять лет он преимущественно обитал на космических станциях. Хлоя — с её огромной полигласовой крышей, Стримм — в лучах оранжевой Глаугели. Та же Тамту, хотя ему на главном форпосте креонидян пришлось весь день просидеть в техотсеке, ремонтируя потрёпанный двигатель. Ну и основное его обиталище — Калипсо, тюрьма для особо опасных преступников. Разорви скварр этого Клиффа, который сдал его патрулю. Вот эта забытая всеми галактическими богами планетка на краю обитаемого мира — крохотная, аккуратная, словно выточенная умельцем из камня, — его внезапная удача.
Тем временем колымага, пыхнув водяными парами с примесью оксида углерода на повороте, свернула с дороги в пролесок и, проехав несколько сот метров, вынырнула к поселению. Полсотни занесённых белой пылью лачуг, в половине из которых не светились даже окна.
Странно, Моесс не помнил, чтобы ментограмма выдала ему присутствие аборигенов в близости от точки приземления. Хотя что там фиксировать? Аппаратура фиксирует лишь скученные импульсы. Эта деревенька — словно иголка в стоге сена. Потому и не найдёшь её по ментограмме. Одна улица, прямая как креонидянский тракт, да покосившийся колодец в центре, похлеще его конуры на Калипсо. Глюк поёжился и торопливо рванул за мигнувшим проблесковыми огнями аппаратом: тот как раз остановился у неприметного с виду дома, от которого, Моесс почувствовал это даже из своей капсулы, тянуло теплом, уютом… и ещё чем-то. Остро. Пряно до головокружения. Глюк шумно сглотнул.
— Режим маскировки. Код Один. Пароль 20-21-12, — он защёлкнул на запястье браслет-коммуникатор. — Сканирование радиуса в постоянном режиме.
— Сообщаю о необходимости подзарядки, — мелодично напомнил искин.