Печальный детектив

– Как – куда? На свидание. Сватает меня сосед-бульдозерист. Сердце его ласки просит… он себе подругу жизни ищет. Четыреста в месяц заколачивает…

– Бульдозерист в мазуте, а у тебя должен быть стерильно чистый халат.

– Отмоюсь. Сейчас такая химия… Ой, я правда как на иголках. Светка не сунулась бы в машину. Чрезмерно девица любознательная.

– Тогда до свидания!

– До свидания! Звони, когда будет настроение. Точнее, когда не будет.

– Лады.

– Н-ну, я пошла.

– Н-ну, ты, если что…

– Что «если что»?

– Ладно. Я все понял. Спокойной ночи!

– А тебе наоборот!

– Да, попробую поработать.

– Всякий труд благослови, удача!

– Благодарим. Постой!

– Чего еще?

– Ты тетю Граню давно видела?

– А-а, вон ты о чем? Нет, недавно. Чешет по улице Мира, коробок беремя прет. Она теперь в Доме ребенка работает. Вещички детские собирает.

– Как она туда попала?

– Очень просто. В больнице лежала известная всем Алевтина Ивановна Горячева – заведующая Домом ребенка. Не могла же она не уманить за собой такой кадр.

– М-да-а. Это, значит, тетя Граня барахлишко – побоку, детям в помощь, родители которых пируют на просторах родины чудесной, закаляясь в битвах и труде.

– Всегда так было: кто-то бросает, кто-то подбирает… Ой, побежала я! Надо успеть Светку выкупать и уложить. Должна тебе заметить: изо всех твоих потерь тетя Граня – самая непростительная. И утешений на этот счет не жди.

– Что делать? Значит, жизнь в самом деле серьезнее, чем я думал.

– Ты становишься интеллигентом! Самая это первая отговорка современного интеллигента, чтоб мусорное ведро не выносить… Ой, отпусти, ради Бога! – С этими словами Лерка убежала.

Сошнин долго не клал трубку. И слышался в потемках телефонный зуммер, звук из того, другого, многолюдного, делом, словом и весельем занятого мира.

Глава 8

К нему, к тому, к другому, миру и потянуло Сошнина. Он запер дверь, спустился вниз. Под лестницей мирно спал, уронив пустую бутылку набок, чужой человек.

«О господи! До чего ж надоело!»

На улице подмораживало. Уже не капало, лишь сочилось с крыш, удлинялись четко по желобам шифера прочерченные сосульки, и на конце каждой из них звездочкой мерцала остывающая капля. В небе тоже процарапывались сквозь муть и хмарь кособокие звезды. Яснее светились огни на железнодорожной станции, теснее и дружнее сдвинулись многоэтажные дома города, и лишь по берегу реки фонари все еще плавали желтками в яично-белесом испарении. Холмы, все отчетливей проступавшие за станцией, как всегда, полны были тайной задумчивости и значения, и гуще всюду светились фонари и окна окраинных деревянных поселков.

Со станции слышались объявления – как раз принимали поезд на Ленинград, и Сошнину до крику захотелось уехать на край света, уехать тихо, тайком ото всех, прежде всего от себя. Он еще раз позавидовал тем, кто куда-то и зачем-то ехал, были у людей какие-то цели, занятия, думы, что-то или кто-то тянул их или толкал вдаль, в дорогу и, может быть, где-то даже ждал…

В половине двенадцатого со станции Вейск отправлялся напомаженный, фирменный поезд на Москву – «Заря Севера», и возле раскрытых ворот задом к перрону почтительной чередой стояли разных марок машины, среди них черная «Волга», по номеру давно известная Сошнину, – на этой машине возили важного ныне человека в городе – Володю Горячева.

Дядя Володи Горячева был начальником Вейского отделения железной дороги, крутой, видный местный руководитель и общественный деятель, много полезного делавший для транспорта, города и народа. Жена его, Алевтина Ивановна, добрейшей души человек, отчего-то не могла рожать, и, когда в родной деревне Горячевке умерла многодетная сестра Горячева, решено было взять из деревни младшенького, Володю. И взяли. И полюбили. И растили, балуя. Парнишка рос дерзкий, настырный, рано устремленный к самостоятельности, и, конечно же, такой «кадр» не мог не спуститься с «горы» – так назывались насыпи, на которых стояли дома железнодорожных управленцев и само управление отделения дороги, – и не примкнуть к трудовому народу в тети-Гранином тупике.

Работал, пластал одежонку Володя Горячев. Спускалась Алевтина Ивановна в «низ», пробовала воздействовать на Володю и изъять его из трудового коллектива, да где ей в одиночку-то совладать с обществом.

Однажды Володя заболел, лежал с температурой, ничего не ел, криком выживал из дому Алевтину Ивановну, требуя печенок и горьких яблок. «Испортила ребенка, изуродовала! Со шпаной разной связала! Отвечай!» – наступала на тетю Граню Алевтина Ивановна.

Задумалась тетя Граня: никакими яблоками она ребятишек не кормила – нет у нее на яблоки средств. Но просияла, о чем-то догадавшись, завязала в узелок две печеные картошки, горстку луковичек, щепотку серой соли и отправила гостинец дорогому работничку. И сожрал ведь, сожрал, барчонок, все дотла, нарочно выпачкав печенками белоснежную скатерть, и пошел ведь, пошел на поправку; поправившись, неслух опять спустился с «горы» на железную дорогу – работать.