Печать дьявола (СИ)

Эммануэль, однако, уверил его, что Гилберт прав, и никакого пятна сзади и впрямь нет. Он сильно осунулся, казался похудевшим и больным, но уверял Хамала и Невера, что чувствует себя хорошо. Морис бережно укутал Эммануэля махровой простыней, собрал банные принадлежности, и оба медленно потянулись на выход. Риммон и Хамал проводили Эммануэля взглядом. Так смотрели апостолы на Христа, остановившего бурю на Генисаретском море. Хамал пробормотал:

-- Ты что-нибудь понимаешь в нём?

-- Он -- сын Бога Живаго... или я вообще ничего не понимаю.

-- Мёртвые восстают -- слепые прозревают...

-- Ты же клялся, что уверуешь, если увидишь чудо, Фома. Тебе мало?

-- Нет. Если у такого, как я, может быть Бог, его Бог будет моим Богом.

Риммон с изумлением заметил на лице друга совсем новую странную полуулыбку, болезненную, жалкую и затаённо-печальную. Хамал выглядел утомлённым, но в его глазах, потерявших блеск, светились робость и надежда. Он всё понял. То непостижимое счастье, что он ощутил, вернувшись из Зала Тайн, заключалось в обретённом им бессмертии. Да-да, неожиданно для самого себя в двадцать три года он, Гиллель, обрёл бессмертие, заключавшееся вовсе не в богатстве и славе Ротшильда. Встреча с невысоким черноглазым испанцем была для него встречей с Богом, хоть он далеко не сразу понял это. А теперь Истина вошла в него, он был прощён и свободен, и явственно осознавал это. Ригель прав. Бог есть Любовь, и хотя любовь болезненна и скорбна, но именно она сняла с его души чёрное бремя беды. Он будет любить. Он научится любить, и Любовь не оскудеет в его душе. Потому, что Бог есть. Мёртвые восстают -- и слепые прозревают. Его ум отказывался это понять, ну и что? Понимание было выше ума.

-- А почему он называет тебя Гилбертом? -- голос Риммона вывел Хамала из задумчивости.

-- Меня так крестили, но... я... Меня так зовут.

Сиррах с удивлением покосился на Хамала. Оба некоторое время молчали.

-- А ведь он любил Сибил, -- неожиданно заговорил Риммон. Он вздохнул и покачал головой. -- Я был уверен, что он выберет её. Непостижимо... Как ты сказал? -- встрепенулся он вдруг -- "Его Бог будет моим Богом?.."

Хамал кивнул. Медленно поднявшись, оба пошли за Эммануэлем и Морисом.

-- А насчет свадьбы, Риммон, -- заметил Хамал по дороге, понимая, что от обсуждения этой темы ему всё равно не уйти, -- почему бы ни сыграть её немедленно, до Поста ещё есть время.

Риммон покачал головой.

-- Траур по Сибил. Да, ты слышал? Потолок в Зале Тайн обвалился.

-- Ты ж его и обвалил.

-- Ничего я не обваливал. Он сам упал. Сегодня. Сразу после похорон Сибил. Я и не подозревал, какой он толщины. Завален даже боковой выход, тот, что наверху. Не разгрести и за год.

-- Ты ходил смотреть? Зачем?

Риммон замялся.

-- Да подумал, вдруг...

Лишившись дьявольской способности читать чужие мысли, Хамал, однако, отнюдь не поглупел.

-- ...Вдруг ты недостаточно хорошо прожарил Мормо? А заодно хотел проверить, не шевелится ли Нергал?

-- Что ж ты врал, что больше не понимаешь, кто что думает? -- вспылил искренне возмущённый Риммон.

Хамал рассмеялся.

-- Тоже мне -- иероглифы. Будто я тебя не знаю? Небось, ещё, на всякий случай, и ружьецо туда захватил, а?

-- Нет. -- Торжествующе сообщил Риммон. -- Кочергу.

-- Ясно. А Эстель рассказала, как всё произошло? Как их туда заманили, зачем это понадобилось Мормо и Нергалу, и, самое главное, почему она не улетела? Что ей стоило-то? Ведь полнолуние же! Говорила она?

-- В самых общих чертах. Я особо не расспрашивал. Начинает дрожать и плачет. Как я понял, им передал куратор, чтобы они пришли в деканат как можно скорее. В коридоре они встретились с ним, он куда-то отлучился, просил их подождать. Тут их и схватили оба выродка. Мормо читал какие-то дьявольские заклятия, хотел, убив их, воскресить свою Лили. Сумасшедший. То рыжее привидение, что я спалил, была, видимо, она. Я-то подумал, что мне мерещится. Сибил убил Нергал, а её -- Мормо.

-- Почему она не улетела? Она же носится на своей метле как шаровая молния. Мормо не догнал бы её!

-- Она осталась с Сибил.

Оба замолчали. Риммон задумался об Эстель, гордясь своей избранницей, а Хамал -- об Эммануэле. Он онемел, когда Ригель воскресил Эстель, а не Сибил. Сейчас он увидел в этом странную предопределённость. Удивительно. Невер кинулся в огонь за Риммоном, между тем был куда как уязвим для ожогов. В готовности Сирраха рисковать жизнью за любого из них он не сомневался никогда. Ригель был готов умереть за Эстель. Оказывается, и малютка Эстель была готова разделить участь подруги, хотя и могла спастись. Не потому ли именно ей предстоит -- жить? А он? Что сделал он для других?

Хамал уже забыл, как, трепеща и цепляясь за каменные выступы, шёл по карнизу спасать друзей. Последовавшие за этим события вытеснили из его памяти этот незначительный эпизод.