Печать дьявола (СИ)

-- Да, -- согласно кивнул Гиллель. -- Но вы меня убедили. И в самом деле, надо же кому-то доверять. Он ко мне расположен. Я даже восхищаю его -- эрудицией и пониманием некоторых пока недоступных ему вещей. -- Хамал усмехнулся. -- Нет-нет, Сиррах более чем умён, но обстоятельства его жизни не всегда благоприятствовали ему. И не он убил Лили и Виллигута, хотя и отнёсся к гибели последнего с трогательным равнодушием, что же касается Лили, то не могу осудить его за нескрываемое ликование. Тут, кстати, дело не в мстительности. Ведь теперь покойница уже никогда не проболтается его дорогой Эстель об их интрижке, чего он сильно опасался. И не он был у Моозеса. Он никогда вообще не был в той части города. Он тут ни при чём. -- Хамал помолчал, затем вновь заговорил. -- Нужно всё же постараться понять, кто это. Нищих здесь было всего двое -- вы и Виллигут. Да ещё Митгарт практически разорён. Но, боюсь, это не причина убийств. Как понять -- есть ли у вора подлинная нужда в деньгах или это просто стремление стать ещё богаче? И действительно ли Лили убита из-за побрякушек? Или, что мне представляется не менее вероятным, с ней свели счёты за её, так сказать, "лярвистость"? Но в последний месяц никто, кроме Мормо, не якшался с этой пиявкой, а он здесь тоже ни при чём. Поди, разберись. -- Он глубоко вздохнул. -- А главное-то -- кто был у Моозеса?

-- А кто мог знать о вашем знакомстве с этим ювелиром?

-- Я уже думал об этом. Все. Как-то на вечеринке у Невера Лили спросила меня об этом перстне. Я ответил, что это подарок ювелира Моозеса, друга моего деда. Там были все, -- Хамал поморщился и неожиданно спросил, -- как вы вообще можете верить в Бога, когда кругом столько дьявольщины и зла?

-- Зло -- не кругом. Разве это -- зло? -- Эммануэль показал за окно, где в инее, словно заколдованные, серебрились древесные ветви. -- Зло -- внутри нас. Но уничтожение зла, то есть нас, несовместимо с милосердием Божьим. Каким бы ни был сын -- отец будет пытаться, любя, вразумить его. Если я не могу быть совершенным, причём тут Бог?

-- Теодицея...

Ригель отмахнулся.

--Теодицея как таковая -- результат ошибочного мышления, Хамал. Бог есть беспредельно совершенная Личность, а если Виллигуту нравилось быть женщиной, то это проблемы Виллигута, а не Бога. Генриху, надо полагать, было известно, что Бог считает содомию мерзостью. Но он остался содомитом. Меня никто не ставил судьёй над ним, но с чего я должен осуждать Бога? Странная логика.

-- Но ведь есть и жертвы. Несчастные совращённые, невинно убиенные.

-- Богом совращённые? Богом убиенные?

-- Бог это допустил.

-- Чтобы не допустить совращения невинного, надо уничтожить совращающего. Но ведь и Лили когда-то была чиста и невинна. Чтобы не допустить дальнейшего, её нужно было уничтожить в колыбели. И тогда вы сказали бы, что Бог допустил гибель невинного и чистого существа, "и оправдана премудрость чадами ея".

Хамал грустно и недоверчиво усмехнулся.

-- Я вообще заметил удивительную вещь, -- горячо продолжил Эммануэль, -- чтобы понять, что есть человек, его надо спросить о Боге. И высказанное мнение: вся градация -- от праздного безмыслия и отрицания до трепетной любви -- скажет о человеке больше, чем многолетняя дружба, сотня совместных вечеров и задушевных бесед. Безошибочно.

Хамал напрягся и смерил Ригеля подозрительным взглядом.

-- И как вы определите ...Мориса ... и... меня?

-- Морис?... Он не святой, и, я полагаю, вам это известно. Пока человек "жаден до удовольствий", он немного неблагонадёжен для Царствия Небесного. Но Морис никогда не говорил, что он совершенен, и не утверждал, что мораль -- выдумка идиотов. К тому же, вы правы, он -- благороден... точнее, благодушен, а благодушие -- философский камень, превращающий всё, к чему он прикасается, в золото. Морис нравственно вменяем. Вы, как мне хотелось бы думать, -- тоже. Хотя ваши проблемы -- разные. В голову, забитую гордыней, суетой и прагматизмом -- Бог не входит. Ему там нет места. Сказано: "в простоте сердца ищите Господа, ибо Он открывается неискушающим Его, а неправые умствования отдаляют от Бога". Но вы, Гилберт, и "простота"...

Гиллель перебил его.

-- Эммануэль, я умён и поглупеть не могу. Если для богопостижения ум излишен, мне не нужно богопостижение.

Он ожидал, что Ригель обидится, но тот неожиданно улыбнулся.

-- Христа, ещё в колыбели, признали простецы-пастухи и мудрецы-волхвы. А не признали как раз те, кто отошёл от первых... но не приблизился ко вторым.

-- И у вас нет сомнений?

-- Ну почему же? Как вы твёрдо уверены в ваших сомнениях, так и я порой сомневаюсь в своей вере. Но я понимаю, во что я верю, -- Эммануэль принёс с кресла и положил на тахту к Хамалу большое покрывало, подаренное Невером. -- Гораздо труднее бывает поверить в то, что я понимаю...