Слабый ветерок гнал совсем небольшие волны в бухточку, расположенную под скалами, на которых возвышался анклав Анхаел. На небе свинцовые тучи окрашивались северным сиянием — чудесное явление этих мест с искрящейся палитрой красок, словно где-то прорвало Поток, и тот выливал на небосвод энергию разных цветов и оттенков.
— Я бы оставался здесь вечно, — пробормотал Ринельгер, убирая барахтающегося краба в мешок. — Но, кажется, это снова сон? Наваждение?
— Да, так и есть.
Женщина в тонкой чёрной тунике сидела в паре шагов от чародея, прямо на воде, сложив ноги под себя. Её лицо было демонически красивым, напоминающим Ринельгеру лицо Вирры — таким же невероятным, нечеловеческим. Волосы, кроваво-красные, она заплела в косичку и обернула вокруг головы, на пальцах блестели золотом и драгоценными камнями причудливые кольца. Женщина скучающе наблюдала за ловлей крабов и терпеливо ждала.
— А зачем мне возвращаться? — бросил Ринельгер. — Что-то мне подсказывает, что в Ветмахе никого не осталось. А Ветер… Мне не хочется с ней сражаться.
— Ключ к свободе древнего зла там, мастер, — произнесла женщина. — Неужели ты позволишь предателю вырваться наружу?
— Твои древние меня не предавали, — он пожал плечами и принял выискивать очередного краба. — И ничего плохого мне не сделали. Разве что тебе…
— А как же возрождение былого могущества кровавых чар?
— А к демону былое могущество… в Потоке хорошо… это ведь Поток?
— Почти, — вздохнула владычица. — Не говори так, кровавый чародей. Ты единственный, кто смог совладать с древней магией и способен меня слышать. Этот предатель, — процедила она, — этот Кериарх разговаривал с вами через Путеводитель. Со всеми вами, кроме тебя. А сегодня он чуть было не завладел тобой! Ты — мой пророк, Ринельгер. И я не впущу тебя в чертоги иллюзии загробного мира раньше положенного времени.
— Я видел ту книгу. Глазами друга. «Владычица Адалхеидис и три её кровавых ангела», кажется, так. Где остальные два?
— Нет никаких троих, Ринельгер. Кериарх, Элеарх и Адаларх — есть суть одного и того же кровавого ангела, моего любимца. Лерон и Залас позаботились о том, чтобы расколоть могущество этого существа на три части и сокрушить его. Разделяй и властвуй.
— Значит, это явления одного и того древнего… интересно. Но ты назвала меня пророком. А как же Амалия?
— Амалия? Не смеши меня, Ринельгер. Где она сейчас? Не убили ли её снова? Ветер слишком близко подошла к охранным рунам Кериарха. Она освободит его, только тронув последние печати, что не стёрлись катаклизмом в Рунайро.
— Так это всё-таки гробница? — интерес зажёгся в чародее. — В ней покоится одна из трёх сущностей древнего ангела?
— Не совсем. Скорее темница. Не дай ей овладеть Мощью Чертогов, Ринельгер, иначе случится куда большая беда.
— Я не хочу возвращаться, Адалхеидис, — фыркнул Ринельгер. — Слишком много испытаний ты мне приготовила. Слишком много вопросов задала, и слишком мало на них отвечала. Слишком большую плату взяла. В общем, я устал. Покончим с этим.
— Покончим? — нахмурилась владычица. — Разве пора кончать, а, чародей? Если тебя не заботят судьбы мира, то подумай о Сенетре и Амалии — их жизнь, быть может, зависит от твоих незаурядных способностей. Или Кассия? Неужели не хочешь снова её увидеть?
— Кассия? — Ринельгер выронил краба. — Ты… ты хочешь сказать, что она жива? Ветер не солгала?
— Я за тобой давно слежу, — протянула дева. — И всё время удивлялась единственному… Нет, я многому удивлялась, Ринельгер. Ты меня впечатлял с каждым годом, но вот один момент… Ты же её так сильно любишь, так хорошо знаешь, но узнать не можешь.
— Я не понимаю…
— Какие же мужчины слепцы! — она улеглась на бок, обнажив стройные белоснежные ноги. — Всё время копаетесь, лезете всё глубже и глубже, а не найдя ничего, уверяете, что ничего на самом деле и нет. Когда ты откроешь глаза, ещё раз взгляни на свою госпожу.
Ринельгер опустил взгляд на морскую гладь — его отражением поигрывали набирающие силу волны. Он выпустил краба обратно и отвязал от пояса мешок.
— Пора снам прекращаться…
***
В зале перед открытыми настежь воротами до сих пор царила тишина. Ринельгер, не поднимая головы, осмотрелся — всего пара гвардейцев, что стояли ближе всего, лежали и не подавали признаков жизни. Чародей вытянул керамарийский меч и, опираясь на него, поднялся на ноги. Чарующая песнь прекратилась, он снова мог здраво мыслить.
— Прокляни тебя боги-прародители, владычица, — прошипел Ринельгер, хромая внутрь гробницы.
Сразу же за воротами начиналась огромная зала, в которой, быть может, мог поместиться сам дракон Мощи. Первое, что привлекало внимание — центральная платформа с квадратным выступом, на котором, переливаясь чарами, стояла длинная, в пол сажени высотой, урна. Платформа парила в невесомости над бездной, а вокруг неё расположились длинные площадки, соединённые с центром мостами-лестницами. По тёмной зале меланхолично летали древние блуждающие огоньки, покинувшие коридор перед вратами.