Ринельгер сложил формулу в голове, увернулся от очередного выпада и спустил заклинание в Лицедея. Момент истины! — он замер, чары объяли одержимого и сразу же рассеялись. Демон испустил изо рта чёрный пар и громко рассмеялся. Чародей, подавляя в себе горечь от поражения, перехватил клинок и коснулся его лезвия, сжимая руку. Тёплая кровь окропила меч, Ринельгер вскинул ладонь, вспышкой молнии отбрасывая Лицедея к ступенькам. Одержимый ударился спиной о балюстраду, согнулся пополам, что-то выкрикнув двумя голосами.
— Архилиос, повелитель, — прошептал демон. — Вернись ко мне, дай мне силу одолеть врагов и возродить тебя в былом могуществе…
Ринельгер с криком отчаяния набросился на Лицедея, обрушил серп сверху вниз — демон стремительно увернулся, зашёл за спину, и глефа со звоном расколола пластину, ударила чародею по рёбрам, словно считая их. Ужасный хрип вырвался из глотки Ринельгера, он упал на колени, серп покатился куда-то в сторону.
— Адалхеидис, даруй мне благословление…
Ринельгер вынул из ножен кинжал Райаны и вспорол себе ногу со внутренней стороны у бедра. Кровь с пением полилась на мантию, он макнул в неё руку и, взявшись за серп, взмахнул им в сторону демона, и яркая багровая вспышка поглотила Лицедея. Оболочка стала лопаться, чёрная, как смола, кровь хлынула на плитку, а вместе с ней полилось всё накопленное демоном могущество.
Разлом под Вероном ослепил Лицедея, он отступил. Что-то ударило со всех сторон, сознание задрожало, осыпались осколки тьмы, и через них светлые лучики выжигали остатки бесполезных ныне ловчих сетей. Демон ослаб, и Верон понял: ему нужно поднажать, пустить уходящие силы, и битва за сознание, наконец, окончится. Его ладони запылали энергией, юноша кинулся на демона и схватился золотистыми руками за глефу, загоняя врага на тёмные задворки.
Давно сгинувший повелитель не желал помогать падшему детищу, сил у Лицедея ничуть не прибавилось. Он отступал, со звериной дикостью рычал, и его голос звучал сотнями голосов, моливших о свободе и проклинавших демона за все причинённые им мучения. Они рвали его изнутри, его сущность тёмными блестящими искрами уходила в светящиеся белым заревом прорехи. Верон из последних сил вырвал глефу из рук демона и с яростным усилием обрушил ему на голову удар, лезвие раскололо теневую оболочку, и Лицедей испустил душераздирающий вопль: всё его тело заискрилось и тотчас рассыпалось в пепел.
Одержимый метнул глефу, Ринельгер кровавым бичом отбросил её, и оружие демона исчезло в бездне. Чародей схватил ручку серпа, коснулся его лезвия. Лицедей кинулся на него в иступлении, теряя над собой всякий контроль. Ринельгер неуклюже увернулся, с разворота полоснул горящим клинком шею Верона. Демон успел его достать — теневые чары, словно последний вздох, сбили Ринельгера с ног и отправили прямиком к обрушенной колонне, на которой распласталась Ветер. Изрыгнув изо рта и ноздрей чёрную энергию, Лицедей завалился спиной на балюстраду и рухнул в бездонную пропасть.
Последний выпад, полный отчаяния и остаточной энергии, выбил из Ринельгера дух, кровавая завеса, овладевшая им, спала, освобождая от демонического наваждения. Он рухнул и судорожно вздохнул.
Чертоги наполнились гробовой тишиной, и Ринельгер слышал только собственное прерывистое дыхание. Он подполз к поваленной колонне, прикоснулся к кровавому следу на ней, обжигая пальцы, и перевалился через неё. Ветер прислонилась спиной, устремив взгляд в потолок. Её маска треснула, ураган исчез, оставив после себя простую серую поверхность. Ринельгер через силу поднялся, дрожащей рукой коснулся осколков, из-под которых торчал аккуратный бледный носик, и скинул их.
— Кассия, — хриплым голосом произнёс чародей, — Кассия…
Её голубые глаза измученно уставились на него, губы задрожали, и слезинка пробежала по бледным, словно мёртвым, щекам.
— Рин, — прошептала она. Слова не лезли, она проглатывала окончания, жизнь медленно покидала кровавую чародейку.
Ринельгер двумя руками коснулся её лица, сжал веки и задрожал, не сдерживая себя.
— У богов есть чувство юмора, — шептала Кассия.
— После всего того, что произошло, — тихо сказал он сквозь зубы, — ты говоришь о чувстве юмора у богов? Кассия, ты разбила мне сердце. Во второй раз. Ты вытянула из меня жизнь тогда, когда исчезла, не оставив ни весточки. И её остатки сжигаешь сейчас… почему? Почему ты молчала? Неужели он… контролировал тебя настолько крепко?