Остварка сжала цепь и слезла с булыжника. На площадь выходили солдаты, Ветмах постепенно оживал. Амалия не увидела на улицах, среди горожан и защитников ни брата и сестру Ренелькам, ни упырицу-лучницу. А где-то за городом, у башни, оставались Ринельгер и Сенетра, живые или мёртвые. Словно в тумане, Амалия прошла мимо горящих домов, через усыпанные телами улицы. Символично обвалившаяся арка ворот темнела в зареве догорающего времени. Она помнила, куда идти, и, натянув капюшон на глаза и всё ещё сжимая разбитый фонарь, побрела в опустошённые предместья города.
***
Раны заживали, но заживали медленно. Сколько раз Ринельгер приближался к грани между жизнью и смертью — были случаи и похуже этого. Каждый раз он вырывал себя, бился до последнего, потому что хотел жить. А сейчас… Сейчас ему хотелось уйти вместе с Кассией туда, в вечное Забвение.
Ринельгер перебирал пальцами по ране, поддерживая исцеляющие чары ровно настолько, насколько ему потребовалось бы, чтобы дождаться ту, что наблюдала из-за кулис за всем, что происходило на сцене. Демоническая кровь одержимого Лицедеем Верона стала отличным лекарством, полным Мощи, противной керамарийским существам.
Женщина в чёрной тунике, с распущенными кроваво-красными волосами, обворожительной внешности явилась нескоро — хотя сейчас для Ринельгера время тянулось медленно, отбивая в голове ритм своего хода.
— Ах, мой бедный Ринельгер, — послышались нотки нотации. Он лениво поднял голову — её глаза с алой радужкой светились в тусклом зале, вокруг них растекалась тёмная застывшая краска. Владычица встала над чародеем и, сложив руки на груди, словно расстроенная мать, взглянула на него.
— Пришла отчитать меня, как это делал Амилиас? — протянул Ринельгер, вспоминая самые неприятные моменты ученичества. — Важен результат, не так ли? Вот он… сделано. Твои враги уничтожены. Но… я готов принять самое суровое наказание… Правда, не знаю, что хреновее со мной может ещё произойти.
— Ты говоришь, что готов к смерти, — с еле заметной насмешкой произнесла владычица, — но продолжаешь цепляться за жизнь из последних сил.
— Ты не только божественно красива, Адалхеидис, но и божественно наблюдательна. Такие уж мы, смертные, противоречивые существа. Готовимся к смерти, но всё равно её боимся.
— А ещё вы беспринципно наглые. Или это только твоё качество, Ринельгер?
Чародей глубоко вздохнул. Владычица присела на корточки и поднесла руку к его ране — её плоть прошла сквозь сжатую обагренную кровью ладонь: темница древней царицы ослабла, но замки Лерона и Заласа надёжно удерживали её могущество.
— Признаться, когда Элеарх схватил урну, — протянула владычица, — я списала тебя со счетов и посчитала игру проигранной. Умно — уничтожить энергию, способную освободить Кериарха и приблизить возрождение кровавого ангела в его полном могуществе. Не достанься же ты никому. Теперь он никогда не вернётся в этот мир таким, каким был. Великая жертва, Ринельгер. Я считала, что вы не способны на неё.
— Не способны. Я просто решил не рисковать, — её прикосновение ускорило процесс регенерации, и Ринельгер уже мог твёрдо говорить и спокойно дышать.
— Тем не менее, ты это сделал.
— Сделал, но какой ценой. Когда я прикоснулся к чёрной крови, — он вытянул руку, и владычица поморщилась, — когда я её тронул, я увидел, что Верон был ещё в теле… что он боролся с Лицедеем. Один из двух известных Одарённых погиб, мы безвозратно его потеряли. Я даже этого не знал… не мог знать. Не мог знать всю глубину отчаяния Лицедея. Мне их жаль, Адалхеидис. Жаль, что наше самое благороднейшее наследие погибло в твоих сетях интриг и интриг твоих бывших слуг.
— Роль духа и мальчика сыграна, Ринельгер. Так какая теперь разница? Самое главное ты совершил. Зло побеждено.
— Зло побеждено? — фыркнул Ринельгер. — Зло, что я увидел, пылало в лицах Эриганна из Ласанны, Кассии-Ветер, легионеров и рубиновых наёмников. Бездушные проклятые, порабощённые Хаосом дриады, чудовища — пешки запутавшихся фанатиков, они не зло. А твой древний ангел ничем не хуже нас или тебя, погнавшую норзлинов на Рунайро… Зло победит сейчас в любом случае.
— Я — зло, Ринельгер? — её губы сжались, а в глазах мелькнуло отвращение. — Неужели я управляла всеми вами? Неужели я вложила в твою десницу этот замечательный клинок, которым ты расколол голову девчонки Неллы? Или я управляла тобой, когда умирал Зерион?
— Я не отрицал своих преступлений, — прошипел чародей, — и за часть из них уже расплатился.
— За иную часть ты будешь платить долго, — она ядовито улыбнулась. — Поток стал моим, Ринельгер. Твои боги мертвы и их останки рассеяны в течении энергии. Предатель, цеплявшийся за энергию дракона, ушёл вслед за ними и больше мне не мешает. Моя свобода — вопрос времени.
— Ты не одинока в могуществе, — теперь улыбнулся Ринельгер. — Недра и воды Родины полны могущественных существ, верных идеям богов-прародителей. Осталась последняя сущность кровавого ангела. Если уж я смог помешать его планам, то что может сделать пробудившийся дракон Мощи?