Печать Древних (СИ)

Рунарийка умела вляпаться: самое ужасное — энергетическое голодание. Ринельгер не знал такой болезни, в Анхаеле этому не учили, но чувствовал себя обязанным вылечить Сенетру и не дать загнуться от чего-либо ещё. Долг лекаря весьма сильная штука, сильнее всего остального, особенно страха, — и Ринельгер справлялся безупречно.

Чародей порылся в мантии — всего один флакон, к счастью, полный. Он сжал его в кулак: если отряд в ближайшее время не выберется на поверхность… «Даже не думай об этом», — мелькнуло в голове, и он поднёс пузырёк с лекарством к потрескавшимся губам Сенетры.

Рунарийка послушно выпила весь флакон и закрыла почерневшие веки. Ринельгер зажмурился, пытаясь побороть кольцо боли, что сжимало его голову. За руку Сенетру держала Ирма, а за спиной чародея наблюдали Ардира и Фирдос-Сар — дыхание сарахида вместе с нервным бормотанием командира было отчётливо слышно в абсолютной тишине, повисшей в подземельях. Сенетра открыла глаза.

— Последний? — она вглядывалась в лицо лекаря. — По-твоему лицу вижу, что последний… Спасибо.

Сенетра повернулась к Ирме, и Ринельгер заметил, как сильно рунарийка сжала той руку.

— Чародей, доложись, — послышался командирский голос Ардиры.

«Да уж, — подумал Ринельгер, — интересно, под командованием кого из паладинов Аммелит он когда-то служил?» — и вслух произнёс:

— Эликсиров больше нет, командир, нет мазей и настоек. Я совершенно пуст.

— Проклятие, — проворчал Ардира, повернувшись в то направление, куда двигался отряд. — Еды нет, лекарств тоже. Скоро и вода кончится… всё хреново.

— Нужно идти дальше, командир, — проговорил Фирдос-Сар. — Мать его, должен быть выход. Эти твари нашли же его…

— Мы прошли… примерно несколько часов, — внутренние часы Ардиру никогда не подводили. — Начинаешь уже и сомневаться в том, что отсюда вообще можно выбраться. Рунарийка, идти можешь?

— Нет, ближайшее время нет, — сказал Ринельгер. Ардира взглянул на чародея с таким мрачным выражением лица, что тот отвернулся.

— Я возьму её, — протянул Фирдос-Сар. — Только если ты, пташка, отпустишь Каштанчика.

Сенетра, закрыв глаза, до сих пор сжимала руку Ирмы. То ли от послешокового состояния, то ли просто так, потому что нравилось — Ринельгер не мог сказать точно, её кровь теперь шептала слишком тихо, чтобы прочитать её. Он заставил Сенетру разжать пальцы, и тогда Фирдос-Сар, вручив свою секиру Ардире, нежно поднял рунарийку на руки.

— Следи за её состоянием, Ринельгер, — сказал командир. — А ты, — он обратился к Ирме, — пока что ты становишься частью отряда. Прикрывай сзади.

Остварка кивнула. Ринельгер ещё раз повернулся к Сенетре, она уже уснула на огромных руках сарахида. Чем же её так привлекла каштановолосая остварка, примитивно прозванная Фирдос-Саром Каштанчиком? Быть может, Сенетра видела то, что видел Ринельгер и, скорее всего, Зерион, может быть, даже больше, когда рухнули чары с Врат. Рунарийцы куда чувствительнее к Мощи, чем представители какой-либо ещё расы, проживающей в Цинмаре.

Ирма казалась чем-то большим чародею, хотя он и не верил в какую-либо избранность — героями, как говорится, не рождаются, ими становятся. Ринельгеру не хотелось в этом признаваться, но на него всё же производили большое впечатление героические эпопеи: завоевание Цинмара рунарийским королём Валемертом, победа Таларина оун Деллан тиль Седа над безумным драконом Хаоса Деганом, битва за Дредринар воинов Ордена Драконьей Погибели с Некросом были его любимыми.

Пришлось пройти ещё примерно час (если верить Ардире) по неизменно пустому коридору с нагнетающим чувством того, что арахниды всё же последовали за отрядом, прежде чем он, наконец, не закончился. Светлячок осветил первые параллельные друг другу колонны. Они были сооружены из белого мрамора; веточки, выполненные из того же материала, переплетали их, лениво потягиваясь до самого потолка. Казалось, время совершенно не коснулось этого места: абсолютно чистый мраморный пол с красной мозаичной дорожкой, наверняка ведущей к главному сокровищу этих загадочных подземелий, поражал воображение своим видом. Ринельгер пустил ещё несколько огоньков, и те закрепились по колонам — всего таких было шесть штук, симметрично стоящих и неотличимых друг от друга. В центре залы возвышался пьедестал, на его постаменте, слабо переливаясь синим, находился чёрный яйцеобразный камень.

— Боги, — проговорил Ардира. — Вы это тоже видите?

Ринельгер кивнул, но командир этого не заметил — чародей стоял за его спиной.

От камня веяло энергией Порядка настолько сильно, что Ринельгер почувствовал напряжение в горле. Будь у него хоть что-то в желудке, он наверняка бы выплеснул всё наружу. На руках Фирдос-Сара зашевелилась Сенетра.

— Я слышу пение, — протянула она, и голос её был на удивление твёрд, — на древнем языке…

Ринельгеру эти слова пришлись не по душе: если энергия о чём-то поёт, значит, стоит ожидать худшего.

— Интересно, — нарушил молчание Фирдос-Сар, — сколько ваши чародеи отвалят за эту хреновину?

— Баснословную сумму, — в горле Ринельгера пересохло: он тоже услышал пение, слишком тихое, но всё же отчётливое.