Печать Джа. Том первый (СИ)

На острове пятом располагался город. Многочисленные строения облепили пологий склон, что гроздья разросшегося виноградника. Сплошные черепичные крыши и стены домов, от разноцветия которых рябило в глазах, как в далеком детстве, когда тайком любуешься стеклышками, собранными в банку из-под леденцов. Порою казалось, что здания наползали друг на дружку, норовили подвинуть, соседа, а то и вовсе забраться наверх. Оно и понятно – кругом океан, теснота.

На холме возвышалась громада форта, вмурованная в скалу. Слишком унылая и серая для города, раскинувшегося внизу. Черные прорехи бойниц, ощетинившиеся дулами многочисленных орудий. Огромные лафеты на зубчатых стенах, рядом с которыми даже самый высокий человек казался букашкой. Форт был готов к бою.

- Говорят, весу в одной бомбарде, как в пятидесяти лошадях, - не удержавшись, выдал очередную справку Рогги-всезнайка.

- Это же как они бьют? - невольно вырвалось у меня.

- Знамо как - больно, - пробубнил стоявший рядом Бабура.

- И прицельно, - добавил Зак.

Вся команда столпилась на верхней палубе. Собралась вдоль борта и смотрела на город, раскинувшийся перед глазами. Завлекательная вышла картинка на фоне закатного неба и первых огней, осветивших извилистые улочки города. Завлекательная и очень уютная, особенно когда стоишь на гуляющей под ногами палубе, а дубовая от соли рубашка липнет к телу.

- Там тебе и таверны с пивом ржаным, и бордели с девками грудастыми, - мечтательно проговорил один из матросов.

- Будет вам и пиво, и девки грудастые, а ну марш работать, шаромыжники портовые!

Голос у боцмана, что армейский горн, был слышен в грузовом трюме, а может даже на берегу. Старый морской волк как никто другой понимал тоску матроса по земле, поэтому дал вдоволь налюбоваться прелестями острова, а после взялся гонять. Мы весь вечер поднимали бочки и тюки с товаром на палубу, стаскивали к мачте и грузили с помощью лебедки на спущенные шлюпки. Медленно и аккуратно, чтобы упаси Всеотец, не окунуть поклажу в соленую воду. Ежели что, убыток капитан Гарделли грозился покрыть за счет платы, причитающейся команде. А что могло быть хуже, когда бордель вот он - рукой подать, а в карманах ни медяка. Поэтому старался каждый, от трюмной обезьянки до рулевого.

Мы работали весь вечер, а потом всю ночь напролет, управившись лишь к предрассветному серому небу. К тому времени трюмы «Оливкой ветви» наполовину опустели, а последняя лодка с товаром отчалила в сторону берега.

Не хотелось возвращаться в душный кубрик, поэтому я, как и большая часть команды, остался на палубе. Рухнул без сил возле борта, мечтая только об одном, как бы поскорее забыться. Мышцы стонали и ныли, каждая косточка отзывалась болью, напоминая о количестве перенесенного груза. Но хуже всего становилось от слов, сказанных Заком:

- Через семь дней будем грузиться.

- Как? - невольно вырвалось у меня.

- А ты что думал, до Нового Света порожняком пойдем? Моряк из нашего квартирмейстера может и никудышный, а вот торговец хоть куда. Не зря Джефферсон первым рейсом отправился на остров. Как пить дать, забьет трюмы по новой.

- Лучше всего вином, - подал голос лежащий неподалеку матрос, – а то с этих фруктов проку никакого: половина сгниет по пути, а оставшаяся будет стоить сущие медяки.

- Эко ты хватил, братец… вином. Для того чтобы, виноградный нектар Святой Мади перевозить, знаешь какие подвязки иметь нужно? Это только церковникам позволено, а мы торговцы простые: дашь мандарины – мандарины повезем, а не дашь так и вовсе пустыми отчалим.

- Зачем мандарины, когда есть хурма. Считай, килограмм в три раза дороже стоит.

- Шибко ты умный, братец, как я погляжу. Для хурмы лицензия нужна – специальная грамота, а без нее тебе ни один купец финиковых слив не отгрузит, даже самых залежалых.

Моряки лениво переругивались, а я лежал и думал о своем. И не было мне никакого дела до того, чем будут трюмы забиты: вином или хурмой. Пару золотых в кармане разницы не сделают, в отличии от той драгоценности, что хранилась неподалеку. Печать Джа настойчиво звала и манила. Только бы добраться…

Барон Дудиков одним из первых сошел на берег вместе с квартирмейстером и группой счастливчиков из числа моряков. Казалось бы, вот он, шанс проникнуть в неохраняемую каюту, но увы, на палубе постоянно отирался народ. После того, как «Оливковая ветвь» бросила якорь, работы у экипажа заметно поубавилось. Вахты неслись с заметной ленцой, а изнывающие от безделья моряки даже не спускались вниз, предпочитая пялиться на город и считать часы до увольнительной. Океан всем осточертел, и каждый ждал своей очереди.

Я тоже ждал своего часа. Терпеливо и настойчиво, одним взглядом приглядывая за каютой, а другим за Ярушом. Наш смотровой заметно нервничал. Ему явно не хотелось сходить на берег и оставлять столь великую ценность. Я буквально физически ощущал душевные терзания матроса, особенно когда тому пришлось сесть в шлюпку. Унылая физиономия Яруша столь явно выделялась на фоне остальных лиц, что я не сдержался и помахал рукой. Плыви-плыви, дельфин сраный…