Он следовал за Сенджу по освещённым коридорам больницы, чувствуя странное смятение. Признавать, что это было похоже на тревогу или страх, не хотелось, но иными словами описать это состояние язык не поворачивался.
И это чувство сковывало его.
— Саске-теме, — голос Узумаки отвлёк Учиху от внутреннего противостояния, и он поднял взгляд на друга.
Цунаде, заметив Наруто, приподняла руку, жестом указывая, что у него имелось всего пять минут на разговор. Узумаки, приняв дозволенное, улыбнулся, подняв большой палец.
— Ты это… — вдруг замялся он, когда они с Саске остались одни посреди коридора. — Сакуру-чан… она…
— Ты в своём репертуаре, усуратонкачи, — выдохнул Учиха, видя, как друг не мог подобрать нужных слов.
— Она больше всех тебя ждала, — пожал плечами Наруто, — и, уверен, сейчас ждёт. Я не знаю, что там между вами творится, но… Ты ведь давно знаешь о её чувствах и всё такое, я просто хотел сказать, что…
— Я знаю, Наруто, — почти неслышно произнёс Саске, но даже этого хватило, чтобы Узумаки замолк и широко улыбнулся, провожая друга в палату напарницы.
Теперь он точно был уверен: Саске во что бы то ни стало спасёт Сакуру.
***
Цунаде оставила Учиху со своей ученицей сразу же, как только тот вошёл в помещение. Им необязательно было что-то говорить: хватало и одного взгляда, по которому они поняли друг друга.
Саске отметил, как щёлкнула дверь, и направил взгляд на Сакуру. После боя с фурией он и остальные так и не видели её. За эту ночь Харуно стала выглядеть на порядок иначе. И эти изменения не вызвали положительного отклика в душе Учихи.
Харуно лежала перед ним, прикрытая тонкой простынёй, что скрывала её избитое хрупкое тело. К ней было подключено несколько аппаратов и капельница, которые лишь усугубляли визуальное восприятие, заставляя испытывать странную горечь утраты. Розовые волосы были убраны, вероятно, в хвост. На лице прослеживалось какое-то странное умиротворение, будто она просто спала и должна вот-вот очнуться. Но только бледность кожи и посиневшие губы разрушали желаемое. От зоркого взгляда не укрылись и странным образом оставшиеся гематомы, которые организм должен был устранить при регенерации. Однако этого не произошло, что во мгновение усугубило и так не самую положительную ситуацию. Грудь куноичи медленно вздымалась, подтверждая биение жизни в ослабленном теле, дающее неоспоримую надежду на лучшее.
Саске тяжело выдохнул, понимая, что во многом из случившегося виноват сам. И пускай многие оспорили бы это, самобичевания он не искоренит.
На глаза бросилась одна из печатей: колесо Сансары выглядело тусклым и почти невидным, что подтверждало недавние слова Сенджу — враги восстанавливали силы.
И теперь, сократив расстояние до минимума и посмотрев на Харуно сверху вниз, Учиха застыл и прикрыл глаза.
Решение принято, и обратного пути нет.
— Риннеган, — прошептали его уста, и серый глаз, утопающий в бесконечных кругах, наполнился множеством томоэ.
Каждая из печатей мгновенно отреагировала на силу взгляда Учихи. Под их влиянием тело Сакура рефлекторно вздрогнуло, а мерцающий белый свет окутал каждую клеточку. Подобный эффект было сложно пояснить, и у Саске на это банально не было времени.
Однако стоило лишь чуть-чуть подождать — ослепляющее сияние мигом стало напоминать пространственно-временную технику, с которой Саске уже сталкивался не один раз. И если его задачей было снятие печатей — а оно лежало через подобное прохождение наложенных чужой силой замков, — то единственным верным решением оставалось принятие этой энергии.
Полное поглощение.
И Учихе было сложно объяснить, что он испытывал в этот момент. Все его эмоции и чувства вмиг были соединены, образуя странную и холодную пустоту.
Всё изменилось за доли секунд.
Саске открыл глаза и не увидел вокруг ничего, кроме едкой черноты. В этом месте, в которое он попал, не было направлений, не чувствовалось почвы под ногами, отсутствовало ощущение неба.
Учиха словно завис в бесконечном пространстве, из которого не было выхода.
Здесь время теряло счёт или застывало. Здесь тишина медленно сводила с ума. Здесь темень пространства заставляла верить в собственную слепоту и принимать в страдание вечное одиночество.
Неужели это всё, что видела Сакура под властью печатей?
И прежде чем Саске успел подумать об этом, он со злостью стиснул зубы и сощурился.
— Кто ты? — тонкий голосок вдруг стал для его слуха озарением, а для глаз, поглощённых тьмой, — светом.
Перед Учихой появилась Сакура. И она была такой, какой он видел её летней ночью после прогулки с Ино. Но это была одновременно и не та Сакура, которую он знал.
Девушка с замирающей робостью посмотрела на него, а в её глазах отразился страх. Сакура действительно боялась, и даже когда Саске рефлекторно дёрнул рукой, она быстро отступила, предусмотрительно сутулясь и группируясь, словно боясь получить удар.
— Сакура, — позвал Учиха, но в ответ получил озадаченный взгляд малахитовых глаз, которые были так ярки среди всей этой необъятной тьмы.
— Кто ты? — повторила свой вопрос она. — Почему ты зовешь меня этим странным словом?