Печать правосудия

Вскидываю руки, сокращаю дистанцию. Уворачиваюсь от двоечки в голову, но пропускаю ногой в живот. Трясутся колени, переданная сила Гремлина, будто червь, вгрызается внутрь, а я гашу её выбросом. Ловлю Гремлина на подшаге, пробиваю лоукиком под колено, насаживаю проседающее тело на апперкот.

– ОХОХО! – заполняет голос ведущего аквариум арены. – Вот это да!

Борода Гремлина разъезжается в стороны, на грудь хлещет кровь. Он запрокидывает корпус назад, будто собирается станцевать лимбо. Затем сила обволакивает его со спины и, будто невидимая рука помогает восстановить равновесие.

Идёт в атаку, я встречаю ударом ногой в грудь. Гремлин срезает меня по опорной, я падаю на руки, тут же толкаюсь от пола и возвращаюсь в стойку. Он хватает меня за горло, я – его. Я сжимаю в разы сильнее, у Гремлина гаснут глаза, он находит в себе силы использовать импульс. Меня отбрасывает в угол, я группируюсь в воздухе, приземляюсь на ноги.

Набегаю, пока не откатился импульс. Подставляюсь блоком под удар с правой и дважды пробиваю по корпусу. Первый удар срезает защиту, второй ломает ребра. Делаю ложный замах левой, пробиваю прямой с правой. Гремлин падает на задницу, переговаривается через голову, встает на ноги. Нос сплющен в лепешку, кровь должна литься на арену точно из шланга, но удерживается регенерацией. Распухшее и рассеченное лицо почти не узнать.

Звучит гонг. Диффы намеренно создают в оболочке октагона дыры. Сквозь них меня едва не сносит ревом толпы. Ведущий хрипит и забрызгивает микрофон слюнями. Я отхожу в угол, где диффы сделали проходы для тренеров и команды.

Николай ставит для меня стул и протягивает воду:

– Неплохая работа.

Я его не слушаю, я смотрю на Гремлина в противоположном углу. Он лишь на секунду встречается со мной взглядом, а затем отворачивается. Белобрысый хлещет Гремлина по щекам и показывает что-то на пальцах. Гремлин отмахивается и кричит, Белобрысый падает на пол и скатывается с арены.

Николай машет полотенцем. Я пью воду. Что там по силе? Проверяю ощущения внутри. Много. Немерено. Бездонная бочка, мать её.

Ведущий объявляет второй раунд.

Пошатываясь, Гремлин выходит в центр октагона. Его плечи опустились ниже, корпус потяжелел, за гематомами и рассечениями на лице не разглядеть эмоции, но я читаю их по глазам. В них горит огонь, пылает ярость, искрит бешенство. Я отвечаю ему улыбкой.

С первой же секунды он использует импульс. Я оказываюсь в трех метрах правее и чувствую лишь край проходящей мимо волны. Он зол, но это плохая злость. Злость отчаяния. Я приближаюсь к нему неспешным шагом, до отката следующего импульса уйма времени.

Гремлин больше не бьет в ответ, он защищается. Я пробиваю его через блоки и каждые тридцать секунд роняю на пол. Его ноги трясутся, отбитые руки таскаются вслед за корпусом, ноют сломанные ребра, гудит изувеченная голова. Из шести импульсов от достает меня только одним. Опустошенный и обессиленный тот напоминает обычный толчок. Его капа падает на пол, я пробиваю серию в голову. Он опирается на стенку октагона, с кашлем выплевывает на арену зубы.

До окончания второго раунда остаётся двадцать секунд. Всё это время я стою перед ним и смотрю в глаза.

Этого ты хотел?

Звучит сирена. Дифферы дырявят стенки октагона, но я не слышу рёв толпы. В зале царит молчание. Где-то вдали прокатывается волна перешептываний, но зрители больше не кричат.

Я возвращаюсь в свой угол и протягиваю руку. Бутылка воды ложится в ладонь, а затем я слышу незнакомый голос:

– Привет, Никита.

Оборачиваюсь. Николай стоит в стороне в окружении трех китайцев, а четвертый, улыбаясь, отдает мне воду.

– Сыны Си пришли посмотреть на твой последний бой, – говорит он и кивает к трибунам.

Я смотрю по сторонам. Они стоят повсюду – по паре человека напротив каждого ребра октагона. Некоторые прячут руки за спиной, другие не стесняются держать оружие. Я веду взглядом дальше и нахожу в вип-ложе ещё одного. Китаец смотрит с высоты третьего этажа, он главный.

Шумякин всё рассчитал. Как раз к вечеру Сыны Си получили разрешение – забрать мою жизнь. Но моё время ещё не закончилось. Остался один незавершенный бой.

– Спасибо, – я возвращаю китайцу бутылку. – Полотенцем помаши!

– Аха-ха! Хрен тебе!

Хватаю его за плечо, сжимаю. Хрустят суставы, кости. Он вползает на арену ведомый моей рукой. Скулит и стонет.

– Маши! – приказываю я.

Находясь в полуобморочном состоянии от болевого шока, Китаец стоит на коленях и обдувает меня полотенцем. Я смотрю на главного в вип-ложе. Тот смотрит на меня.

Начинается третий раунд. Гремлин выходит на середину, выпускает импульс. Я блокирую его руками. Он выпускает второй и тут же – ещё один. Импульсы лишь пошатывают меня, заставляют отойти на пару шагов назад. Гремлин прогибается, его глаза чернеют, из легких рвётся хриплый крик. Он выпускает ещё четыре бесполезных импульса.

Гремлин отступает к стене, сползает на пол. Он использовал бустерные запасы сил и без помощи лекарей уже не встанет. Он обездвижен, сломлен, потерян.