Печать смерти

– Хорошо, моя госпожа, поступай, как знаешь. Помни только, тебе достаточно просто позвать.

Прогулка по залу привела их на открытую галерею, опоясывающую замок на уровне второго этажа. Плавным изгибом она вливалась в проложенную по верху укрепленной стены дорожку. Фея направилась к широкой бойнице, глядящей в сторону гор. Днем здесь господствовали сотни красок: за краем леса, хорошо видимые с высоты, зеленели луга, подернутые сизым дымом цветущей вероники. Горы до половины укрывал рытый бархат растительности, сверху, словно сахарным песком, присыпанный серебристо-белым снегом. Грозно темнели складки ущелий. Встречались и другие каменные великаны, с покатыми вершинами, на их гладких серо-коричневых спинах не сумели зацепиться ни трава, ни кусты. Лишь закаленные сосны порой находили в расселинах место для своих корней. Тем ярче смотрелись их темно-зеленые кроны на неброском каменном наряде. Но опустившийся вечер, как капризный художник, разом поменял палитру, перекрасив картину во все оттенки фиолетово-синего. Язык не поворачивался сказать, что от этого она стала беднее. Небо иногда называют воздушным океаном. Сейчас горная страна очень напоминала фантастическое морскую гладь в синих изгибах волн.

– Скоро солнце сядет. – Ильмариенн остановился за плечом соплеменницы. – Мы уедем до рассвета. Я еще должен отдать последние распоряжения. Желаю легкой дороги. До встречи, им дарро,[10] – переходя на понятный барону язык, попрощался он.

– До встречи, им Ги. – Фея оторвалась от созерцания погружающихся в сумерки вершин и церемонно присела.

Небрежно кивнув вертевшемуся под ногами барону, эльф покинул галерею. Ярвианн проводил его неприязненным взглядом.

Покончив с ужином, по случаю праздника Всех Богов более обильным, чем обычно, я вышел полюбоваться на горы с замковой стены. Карские холмы или прибрежные скалы Каннингарда не шли ни в какое сравнение со здешними величественными, неподвижными, постоянно меняющимися, загадочными, неописуемыми громадами. Жаль, вряд ли представится случай поделиться с родными впечатлением.

Замковый стражник без лишних слов посторонился, пропуская меня на лестницу. Она поднималась к плоской башенке, образующей западный угол укреплений. За сегодняшний день не я один просил разрешения взглянуть на потрясающий пейзаж, открывающийся с вершины стены, а я еще и сопроводил свою просьбу невесть как завалявшейся в кармане монеткой. В узких окнах башни-замка, несмотря на раннее время, горел свет. Мне показалось, будто оттуда долетела музыка – владетельный барон и его гости тоже справляли праздник.

Неожиданно на стене, куда вел один из выходов с галереи второго этажа, появилась леди Ильяланна. Я невольно засмотрелся, позабыв про горы. И было на что. В Каннингарде не носят таких платьев и в Карсе; может, где-то на далеком жарком юге… Ярко-алый наряд открывал плечи, руки, грудь и большую часть спины, лишь тонюсенькие золотые тесемки или цепочки (с моего места такие детали было не разглядеть) не позволяли ему упасть окончательно к ногам хозяйки. Широкая юбка казалась бьющимся на ветру пламенем. Этот цвет (моя мать, склонная романтизировать самые обычные вещи, назвала бы его «цветом предвещающего ветреный день заката») Удивительно шел к пепельным волосам, толстой косой змеящимся между лопатками. Непрошеные воспоминания о доме кольнули сердце, и я поспешно отогнал их прочь. По обеим сторонам от феи шли мужчины: справа хозяин замка барон Маледо, жадно пожиравший взглядом фигуру спутницы (а вот это было заметно издалека), с другой стороны – высокий темноволосый эльф. Даже я, питавший обоснованную ненависть к перворожденным, вынужден был признать, что парень – настоящий красавец, причем хоть по человеческим, хоть по эльфийским меркам. О последнем ясно свидетельствовало лицо леди Ильяланны, заинтересованно обращенное в сторону соотечественника: подбородок приподнят, на вечно бледных Щеках – румянец. Позади на порядочном расстоянии тащился Ярвианн. Этот явно проигрывал сравнение с новым ухажером. Чему я не преминул втайне позлорадствовать. Наш женишок выглядел выцветшей тенью рядом со статным брюнетом. Видимо, эльф и сам это понимал, поэтому вид имел весьма угрюмый.