Печать смерти

– Шшш! – зашипел, призывая издавать поменьше шума. Я действительно сопел, как старый пароход. Поспешно пригнувшись, втянув в плечи голову и стараясь дышать потише, я огляделся – никого не было видно. Однако эльф с огромными предосторожностями почти по-пластунски вполз на вершину холма. Я, чуть отдышавшись, так же на животе последовал за ним. Охватившая меня тревога и возбуждение сделали боль от недавнего ожога почти незаметной. С вершины открывался вид на Целую череду земляных, покрытых травой холмиков и каменистых выступов, раскиданных на округлом плато диаметром в несколько миль. Дальний конец этой бугристой «проплешины» обильно зарос высоким кустарником плотные островки которого казались абсолютно непроходимыми.

Ярдах в ста – ста двадцати от нас полукругом выстроились шесть приземистых гномов в серо-коричневых куртках и таких же штанах, седьмой выступил вперед. Напротив, свалив к ногам кожаный мешок с семенами, расположился Суслик. Он был раза в полтора выше своего собеседника, но оттого не выглядел более внушительно. Суетливые жесты, которыми мой земляк сопровождал свою неслышную отсюда речь, еще больше портили картину. Гном перед ним стоял неподвижно, в опущенной руке был зажат боевой топорик. Его собратья тоже держали наготове чеканы. И все же беседа была явно мирной.

Ярвианн тронул меня за рукав (как всегда, едва коснувшись пальцами, брезгливый ублюдок!) и указал на поросший чертополохом бугор справа и наискосок от нашего. Этот холм располагался гораздо ближе к беседующим, и эльф явно хотел, чтобы мы переместились за него. Я кивнул, давая знать, что понял намек, и, закусив губу (бороздить по земле обожженным брюхом – все же не сахар, замечу вам), пополз в указанном направлении. Ножны с мечом, чтобы не мешали, я переместил на спину. Остроухий и тут обогнал меня больше чем на два корпуса, первым вполз на вершину соседнего пригорка. Теперь Суслика и семерых его визави было не только видно, но и слышно.

– Ты хочешь слишком много, человек, – разобрал я хиллсдунскую речь. – Много. Нет, – отрывисто повторил карлик на эрихейском. Гном, с которым мне однажды привелось общаться, прекрасно владел языком людей. Этот же говорил с явным акцентом.

– Да как же много?! – возмущенно затараторил Суслик. – Я ведь вам не репы мешок предлагаю! Сами посудите, господа хиллсдуны…

Я подумал, что мой дорожный приятель не мастак вести переговоры, да и вообще большим умом не отличается. Стал бы он иначе называть собеседника прозвищем, данным его народу заклятыми врагами? Если так и дальше пойдет, как бы «господин хиллсдун» не тюкнул его своим клевцом по темечку. Я повернулся к Ярвианну – узнать, что мы собираемся делать, но сказать ничего не успел. Эльф переменился в лице; причиной тому явно был непочтительный торг, устроенный носильщиком-вором и гномами из-за драгоценных для него семян. Дальнейших вопросов не требовалось, одного взгляда было достаточно, чтобы понять: Ярвианн собирается перестрелять всю компанию. Взведенный арбалет уже нащупывал первую цель. Я прикинул траекторию, первый болт предназначался злополучному похитителю. Тонкий палец нежно тронул спусковой крючок…

– Не надо! – Я ударил по прикладу, посылая болт в небо. Бешеный взгляд и сорвавшееся с губ «птичье» слово, которое я и расслышать толком не сумел, разом пригвоздили меня к земле. Оказалось, что я не могу не то что рукой пошевелить, но даже и моргнуть. А я-то считал, что эльф ничего не смыслит в колдовстве! До этой минуты он ни разу не воспользовался магической силой. Если нужно было дать кому-то пинка (мне, например) – бил ногой, а не заклинанием, зажечь костер – доставал огниво. Вот я и решил, что магией владеет только его сестра. Ярвианн между тем вскочил и с восклицанием, похожим на боевой клич, ринулся вниз по склону. Я изо всех сил напрягал мышцы, чтобы хоть одним глазом заглянуть за холм. Но безрезультатно. Невидимые мне хиллсдуны завизжали – этот визг я уже слышал во время нападения три дня назад, так что ошибиться было невозможно. Лязгнула сталь, долетавшие до меня невнятные обрывки слов и восклицания мало что объясняли в происходящем. Бой длился от силы минут пять-семь, потом все постепенно стихло – то ли бойцы отдалились, то ли живых не осталось. За мной никто не возвращался.

Прошло еще не меньше получаса. В душу успел вползти страх, что так и останусь лежать, пока не сдохну от жажды или пока до моего обездвиженного тела не доберутся дикие звери. В горах было предостаточно медведей, встречались и скальные кошки: их весенние песни, отличавшиеся от брачных рулад городских собратьев разве что более низким звучанием, часто будили караван по ночам. Как раз когда я дошел в размышлениях до этого места, действие заклинания кончилось, и я сумел подтянуть колени, а потом осторожно выглянул в просвет между стеблями бурьяна. Внизу никого не было. То есть ни живых, ни мертвых. Я вскочил. (Довольно опрометчиво, если вдуматься.) Плато, усыпанное холмами, словно лицо юноши угревой сыпью, расстилалось вдаль и в стороны. Покрытые травой бугры и перелески затрудняли обзор.