Печать света

Николай Павлович оказался именно таким, каким описала его Полина: типичный русский помещик. Само собой, и Мири, и ее подруга помещиков лицезрели только в кино, но и сам Яромильский, скорее всего, строил свой образ на основе виденных в молодости фильмов типа «Неоконченная пьеса для механического пианино», «Жизнь Клима Самгина» и прочих шедевров российского кинематографа. Николай Павлович роста оказался среднего, имел русые, коротко стриженные волосы, ухоженную бородку и здоровый цвет лица. Гостей он вышел встречать в светлом костюме, и в памяти Мириам всплыло почему-то слово «чесуча». Тоже, наверное, откуда-нибудь из Чехова или Куприна. А костюм, скорее всего, был из смесовой ткани: лен, хлопок и немного синтетики, чтобы не очень мялся.

– Вот и молодцы, что к чаю, – радушно воскликнул он. – Люблю, когда люди не опаздывают. Вы Мириам?

– Да, я вам писала.

– Очень рад, – Николай Павлович склонил голову. – А молодой человек?

– Это мой брат Андрей.

Мужчины обменялись рукопожатиями. Анри усмехнулся и сказал:

– Я приемыш, а потому не в породу.

– Понимаю, – кивнул хозяин. – Семья – вещь забавная. Проходите, прошу вас. И простите, если показался излишне любопытен.

Пока Яромильский вел их в столовую, он успел указать на удивительной красоты лестницу на второй этаж («Что бы там ни говорили, а я думаю, рука Баженова очевидна»), рассказать о непростых отношениях в семье основателя усадьбы Долгорукого-Крымского и пообещать исключительно вкусное варенье к чаю.

В столовой («Малая столовая, изволите ли видеть, мы тут чаевничаем, так уютнее») сидела за столом миловидная полная женщина. У ее ног лежала собака, которая лениво встала обнюхать гостей. На ковре играли дети и котята. Хозяин представил жене посетителей, а потом с притворной строгостью сказал:

– Илона, изволь напоить наших гостей чаем и накормить вкусно, а то я расхвастался, а вдруг сливки скисли и булочки не задались?

Женщина улыбнулась ему ласково, пригласила всех сесть и, пока служанка подавала чай, принялась беседовать о хозяйстве, расспрашивать о Москве, вскользь заметив, что не была уже полгода и пока не хочется.

– По осени думали старших в школу везти, а жалко так… Может, преподавателей найти, да еще пару лет пусть на воле поживут, – говорила она, поглядывая на кутерьму в углу. – Сейчас ведь это проще стало. Хочешь – экстернат, хочешь – домашнее обучение.

Стол ломился от выпечки, творога, меда, варений и прочих вкусностей. Гости не смогли удержаться и наелись так, что Мири решила остаться без ужина.

– Не может быть, чтобы и творог свой и мед, – сказала она, забывшись и по-детски облизывая ложку.

Илона засмеялась:

– Все может быть, только трудов это стоит… Когда коров первых завели, вы не поверите – не могли найти людей, чтобы ухаживать: скотников, доярок. Деревенские не хотят: это ж работать надо да еще не пить. Так я сама доила, когда рук не хватало.

– А я навоз кидал, – подхватил Николай Павлович. – Чудно было, после офиса в Сити… Но как-то это так по-настоящему все схватилось, – он положил руку на грудь, к сердцу. – Хотелось пожить не как марионетки, что только и могут деньги качать да смыться отсюда, когда жареным запахнет.

– У вас получилось, – сказал Андрей.

Мири быстро взглянула на молодого человека: было что-то в его голосе странное.

– Да, – кивнул хозяин. – Хоть и сейчас нелегко бывает. До смешного доходит: чтобы бани построить, бревен нормальных не нашел. Дай, думаю, лесопилку поищу. Короче, купил лес. Теперь строю лесопилку. А уж потом бани будут.

Дети подскочили к столу, и Мири насчитала пятерых разновозрастных и весьма разномастных малышей от трех до семи лет. Она невольно взглянула на хозяйку, но та, улыбнувшись, сказала лишь:

– Много детей – много радости. Мы поздновато начали, зато уж решили ни в чем себя не ограничивать.

Николай Павлович тоже засмеялся, и некоторое время все: он сам, Мири и даже Анри – занимались тем, что усаживали малышню, наливали чай и компот, накладывали еду, вытирали перемазанные ручки, мордочки. После чая вся орава, на разные голоса поблагодарив за «чай, цай, сяй» – у кого как получилось, – умелась на улицу.

Мири, чувствуя себя неожиданно усталой, вдруг вспомнила о Викторе и смущенно спросила:

– Можно попросить покормить нашего водителя? Мы не рассчитывали так задержаться, и я не знаю, ел ли он с утра…

– Конечно, – Илона встала. – Я распоряжусь, а вы пока о делах поговорите.

Когда она вышла, Мири собралась с духом и изложила Николаю Павловичу историю про книгу, в которой должно найтись указание на то, где запрятан клад. Тот слушал внимательно, потом задумчиво сказал:

– Книгу я вам, конечно, покажу, почему бы и нет? Но ведь вы мне не все рассказали, правда? Начать с того, что аукцион был анонимным, и покупку свою в России я не афишировал…

Мири и Анри молчали, не зная, что сказать.