Печать тьмы (СИ)

Прохожу к столу, за которым женщина обучала меня созданию артефактов. Я помню, как Байрон наблюдал за нами, и уголки губ приподнимаются в улыбке. Словно сейчас вижу перед собой смешинки в уголках глаз парня, его губы, нахмуренные брови. Тогда уже я разорвала связь истинных между нами. Байрон вёл себя отстранённо, старался не выдавать глубокую тоску, наполнившую его душу. Кажется, он пытался очаровать меня, заставить полюбить его без метки, но уже тогда в моём сердце поселился ещё один парень…

Приблизившись к одной из полок с переливающейся в хрустальных ёмкостях магией, провожу подушечками пальцев по прохладному стеклу и ощущаю энергию, скрывающуюся внутри. Вот этот, изумрудного цвета, наполнен целебной силой, а тот, что обладает ярким малиновым оттенком — магией любви.

— Адалин? — в аудиторию входит Байрон.

Стоило подумать о нём, и он появился, словно почувствовал мои мысли. Горько на душе, но я стараюсь не подавать вида.

— Байрон? Откуда ты узнал, что я здесь?

Следил за мной? Сомневаюсь, что нам следует попадаться кому-то на глаза вместе. Однако, так или иначе, я планировала общаться со своими друзьями, чтобы попытаться убедить их, что Люциторум не абсолютное зло. Нам придётся контактировать дальше, выстраивая мосты через пропасть, образовавшуюся в тот самый момент, когда я предстала перед ними в амплуа предательницы.

— Артефакт для переговоров ты с собой не носишь. Пришлось исхитриться. Сейчас мадам Юми приведут сюда. Твоих рук дело?

— Скорее языка. Иногда я бываю убедительной, — пожимаю плечами и выдавливаю из себя улыбку.

— Не знаю, почему демоны слушают тебя, но ты молодец. Ты ведь не будешь создавать для них артефакты с боевой силой? — Байрон с подозрением щурится, глядя на меня.

— Я буду делать всё, о чём меня попросит Люциторум, Байрон. И ты поступишь точно так же, пока делаешь вид, что на его стороне. Разве не так?

— Нет, я не сделаю никогда то, что может навредить моим друзьям, Адалин.

Сердце больно колет, а я улыбаюсь и киваю. Не хочу показывать свои эмоции, проявлять их, вызывая тем самым жалость. Конечно, мне больно, что меня до сих пор считают врагом, с опаской относятся ко мне. Спасибо, что даже так Байрон пытается найти во мне что-то хорошее и не перестаёт общаться со мной.

— Байрон, ты пришёл, чтобы сказать мне, что я плохая? Назвать меня предательницей? Я понимаю, что вы с Рэйрианом считаете меня такой. С того момента, как я оказалась в крыле отчуждения, многое изменилось. Я стала другой, Байрон. Я учусь доверять не глазам и ушам, а своему сердцу.

Парень делает шаг в мою сторону. Ещё один… Отступить некуда, так как за спиной стеллажи, а повредить артефакты резкими движениями я не хочу. Их собирали длительное время. Странно, что студенты не попытались выкрасть их, а Люциторум не конфисковал. Байрон берёт меня за руку и смотрит прямо в глаза.

— И что говорит твоё сердце, когда я прикасаюсь к тебе?

— Байрон… не следует, — бормочу, пытаясь вытащить руку, но пальцы парня сжимаются сильнее.

— Почему, Адалин? Почему не следует? Боишься, что твой «хозяин» узнает? Так ты же не ручная зверушка, не вещь какая-то… ты можешь послать его куда подальше.

Печать тьмы печёт, по телу расползается неприятное чувство, истоки которого мне не удаётся объяснить. Вроде бы какая-то часть меня тянется к дракону, а другая активно противится, хочет освободиться от столь тесной близости и сбежать подальше.

— Байрон, не следует искать врагов в тех, кто не сделал тебе ничего плохого.

— Правда? Думаешь, он не сделал мне ничего плохого? Какая ты наивная, Адалин, — выдавливает Байрон скорее усмешку, чем улыбку.

Парень отпускает меня, делает шаг назад и стягивает с себя футболку. Взгляд скользит по обнажённому торсу, очерчивая мышцы на таком слаженном теле. Покалывание всех конечностей перерастает в волнительную дрожь. Я не смотрела на обнажённых парней раньше… и вынуждена признать, что тело Байрона идеально. Он хочет соблазнить меня? Губы приоткрываются в попытке выдавить из себя хоть слово, да не получается, а дракон разворачивается спиной ко мне, показывая спину, испещрённую не успевшими толком зажить шрамами.

— Ч-что это? — переспрашиваю я, прикладывая пальцы к губам, только бы не пискнуть от ужаса.

— Это привет от твоего хозяина. Когда он похитил тебя, а мы с Рэйрианом пытались докопаться до сути, вызволить тебя, этот принц приказал провести на мне показательную порку. Чтобы не думал даже выступать против него и его проклятого повелителя. И ты до сих пор считаешь его героем? Доверяешь своему сердцу?

Это так непохоже на Джеймса. Я не видела в нём столько жестокости. Зачем ему приказывать выпороть Байрона? Из-за ревности? Мне кажется, что этому должно найтись какое-то логическое объяснение. Вспоминаю, как Джеймс схватил Тори в коридоре. Мне тогда показалось, что он убьёт её, но стоило парню услышать мой голос, как ярость уступила место чему-то иному.

Почему я пытаюсь оправдывать принца Тьмы?

Почему хочу видеть в нём только хорошее, хоть и понимаю, что плохого там гораздо больше?