Печать Цезаря

— Сердце моё обливается кровью при мысли о разлуке с тобой, — сказал я. — Прости меня за то, что я хочу сказать тебе, но если уважение долго сдерживало мои чувства к тебе, то теперь, в такую торжественную минуту молчать более я не могу... Я отправляюсь на опасное дело и оставляю тебя в опасном положении, так как римские легионы стоят тут близко... Одни боги знают, увидимся ли мы когда-нибудь с тобой... Я жертвую своей жизнью, и если вернусь сюда живым, то буду считать себя как бы воскресшим... Позволь же мне говорить, как говорил бы умирающий... В ту минуту, как я отправляюсь, чтобы отмстить за твоего отца и за твою родину, неужели тебе нечего сказать мне?.. Заговори первой, так как в самом деле слова не идут у меня с языка и у меня недостаёт сил высказаться.

Она улыбнулась, и на строгом, воинственном лице её появился оттенок нежности.

— Ты завоевал меня с оружием в руках, и разве я не пленная твоя?

— Нет, не говори так! Моя пленная! В настоящую минуту в груди моей трепещет вовсе не сердце победителя... Побеждённый и пленный — это я. Я очень хорошо знаю, что боги создали тебя выше меня и умом и душой... Какими подвигами могу я сделаться достойным дочери Амбиорикса? Когда осмелюсь я просить девушку, которую я как госпожу поселил у себя в доме, принять и мою руку, и моё сердце?

Она перестала улыбаться, и задумчиво сказала мне наконец:

— Неужели ты думаешь, что я могла остаться слепой к твоим достоинствам? Ты хочешь, чтобы я сказала то, чего ты не решаешься высказать? Ну, так я скажу тебе: я люблю тебя! Я люблю тебя за твоё великодушие, за твою преданность нашему общему делу, делу всей Галлии и моего отца Амбиорикса. Я не знаю, да и представить себе не могу другого человека, супругом которого я желала бы быть. Я говорю с тобой откровенно, как с воином и братом по оружию, как говорила бы благородная девушка с храбрым предводителем. Но могу ли я дать тебе слово, не спросив благословения своего отца?

Я печально опустил голову.

— Не огорчайся, — продолжала она. — Я знаю, что не увижу его скоро, — может быть, даже никогда. Не имея возможности спрашивать его совета, я привыкла поступать согласно с его желаниями, как будто бы он сам выразил их мне, и во всём подчиняться его воле. Знаешь ли ты, Венестос, что он сказал бы мне, если бы я могла обратиться к нему?

— Да, я угадываю, я знаю, я чувствую.

— Ты понял меня. Никогда он не отдал бы моей руки воину, который не рискнул всем, чтобы освободить свою родину. Отправляйся же туда, куда тебя призывает честь, и возвращайся, исполнив свой долг. Я не требую, чтобы ты вернулся победителем, так как победа находится в руках богов; но люди могут несмотря на поражение сделаться великими. Храбрый человек остаётся всегда господином своей чести... Возвращайся, и тогда ты скажешь мне: вёл ли ты себя так, что покойные твои отец и мать остались бы тобой довольны?.. И в таком случае мой отсутствующий отец одобрил бы моё согласие сделаться твоей женой.

Она протянула мне руку. Я взял её руку и надел ей на палец золотое кольцо. Она не сопротивлялась и, срезав прядь своих роскошных волос, подала её мне.

— Ты желаешь, чтобы я помнила, что принадлежу тебе? — сказала она. — Обещаю тебе. А вот это тебе на память.

— Это послужит мне оберегом, который сохранит меня во время битвы. Будь уверена, что я вернусь достойным тебя или совсем не вернусь.

Мы простились, и я вышел из дома. Вскочив на лошадь, я обратился к крестьянам и воинам, не отправлявшимся со мной, и, указывая на Амбиоригу, стоявшую в дверях, сказал:

— Поручаю вас ей, а её поручаю вам. Вы должны почитать её, как почитали мать мою. Вы будете повиноваться ей, как повиновались когда-то моему отцу. Когда она будет отдавать вам приказания, то знайте, что приказания эти отдаю вам я её устами. В случае опасности защищайте её. Если ей придётся умереть, умрите вместе с ней.

Я был так взволнован, что более говорить не мог. У меня недоставало даже духа ещё раз повернуться к ней. Я пришпорил своего коня, и весь мой отряд поскакал за мной к югу. Мы ехали под хлопьями падавшего снега, застилавшего перед нами дым наших родных домов, ехали навстречу неизвестному нам будущему. Но все мы были бодры и полны надежд!

II. Карнутский Немед

На второй день мы были уже в стране карнутов. Там нас ждали проводники. Когда стало смеркаться, они проводили нас по дремучему лесу на широкую прогалину. Это и был Немед, или священное место.

Окружённое громадными дубами, оно было полно народу, который в сумраке мы сначала едва могли разглядеть; но вскоре луна, выкатившаяся из-за туч, ярко осветила площадку, и мы увидели жертвенник из грубого камня, около которого стояли человек сто друидов в белой одежде с красными каймами, с дубовыми венками на головах. Барды, подыгрывая себе на арфах, пели торжественную и грозную песню. Большой белый бык, почти покрывавший весь жертвенник, лежал со связанными ногами и мычал.

Вокруг площадки стояли громадные отряды воинов, и со всех сторон собирались, неслышно ступая по снегу, заговорщики.