Нигде легионы, испуганные этим внезапным восстанием, не тронулись с места. Начальники их поспешили очистить сторожевые посты, отозвали разъезды и стянулись в укреплённые лагеря.
В это же самое время на языке у всех только и вертелось имя Верцингеторикса, сына Кельтила, которого его соотечественники-старейшины убили за то, что он хотел соединить всю Галлию под начальство одного человека.
О сыне рассказывали удивительные вещи. Боги закрыли его тучей, чтобы скрыть от убийц отца. Они воспитали его в таких страшных местах, куда никто не мог проникнуть, не подвергаясь опасности. Он вырос в грубой пастушьей одежде и прятался в кратеры вулканов, извергавших в прежние времена пламя. Волки провожали его между пропастями, вороны приносили ему пищу; орлы парили над ним во время его сна, чтобы уберечь его от палящих лучей солнца. Бог Камул, с которым он удостоился разговаривать, научил его, что делать, чтобы победить римлян; он обещал ему обернуться лисицей, чтобы, пробравшись в неприятельский лагерь, узнать все их тайны, или же — ястребом, чтобы скрыться от преследования. Когда наступило время, назначенное судьбой, он явился народу. Старейшины отказались от него, потому что он был одет в платье пастуха, но весь простой народ сотнями и тысячами стекался к нему. Они провозгласили его освободителем, о котором было предсказано. Говорили, будто он осадил город, куда заперлись изменники и знатные люди, и каменные укрепления перед ним распались, бронзовые ворота отворились, а дурные люди бросились в пропасти. Теперь он призывал к оружию всех добрых товарищей, всех желавших или быть свободными, или умереть.
— Всё это, конечно, басни, — говорил мне Вергугодумно. — Верно только то, что Верцингеторикс храбр, энергичен и ловок. Такой предводитель нам нужен.
— Я сейчас же отправлюсь к нему со своими людьми.
— Что ты? Нам надо поскорее вернуться к паризам и приготовиться к защите наших очагов. Ты забываешь, что нас окружают десять легионов.
— Они не осмелятся шевельнуться до возвращения Цезаря.
— Ты, может быть, и прав... Но твой дом... Твоя гостья?
— Ради неё-то я и не хочу возвращаться домой... Я не вернусь, не омочив меча своего в римской крови... Отсутствие моё не будет продолжительным, — вот ты увидишь! Я вернусь прежде, чем Цезарь успеет посетить вас. Поручаю тебе моё имущество, моих подданных... моих гостей. Поручаю их тебе, как союзнику, как другу... До свидания!
— Да возвратят нам тебя боги!
Воины мои вскрикнули от радости, когда я сказал им, что веду их к Верцингеториксу, и что домой мы вернёмся только победителями.
III. Верховный вождь народа
Пятьсот паризских всадников и предводители восьми паризских долин и Лютеции единодушно признали меня своим начальником. Сам же я был подчинён Вергассилавну, с которым мы были в прекрасных отношениях.
Мы ехали семь дней. Дороги были завалены снегом и проходили по гористой местности: нам приходилось пробираться по узким ущельям и окраинам пропастей, в глубине которых неслись бурные потоки.
Вечером на седьмой день мы въехали в укреплённый город Герговию, где был Верцингеторикс. Вся страна была полна войск, и новые отряды постоянно подходили днём и ночью. На горах и в долинах, везде виднелись бивуачные огни или же освещённые деревни и города, переполненные союзными галльскими войсками.
На следующее утро нам было приказано явиться на смотр к Верцингеториксу. Мы проехались мимо него, и он, по-видимому, остался доволен нашим вооружением и порядком, царившим в наших рядах.
После смотра я был вызван вместе с другими начальниками, и в первый раз увидел Верцингеторикса вблизи.
Это был человек лет тридцати, громадного роста, со строгими чертами лица. Он окинул нас быстрым взглядом своих выразительных глаз с металлическим блеском и таким суровым тоном задал нам несколько вопросов, что мы тотчас же почувствовали, что он собрался держать нас в строгой дисциплине.
Все находили в лице его какую-то роковую черту, какая была и в лице его отца, жестоко поплатившегося за ненависть к себе знатных людей, друзей римлян.
Хотя он говорил повелительно, но это нисколько никого не поражало, потому что говорил он точно не от себя, а от лица всей родины, Галлии, говорил так, что нельзя было не повиноваться ему.
Верцингеторикс, посмотрев на нас, обратился к нам с краткой речью. .
Он сказал нам, что взялся за оружие для того, чтобы отстоять свободу всей Галлии, что наступало время узнать, преклонятся ли свободные сыны Галлии перед римскими розгами и секирами, будем ли мы подданными тех самых римлян, которые платили дань нашим отцам; послужат ли богатства, дарованные богами Галлии, плодородие её почвы, труд наших рук только для того, чтобы платить долги проконсула; будут ли наши дети пополнять ряды рабов; осквернятся ли наши святые обители римскими идолами; послужат ли наши поля для переселенцев, являющихся с Тибра; или же Галлия отстоит свою свободу.