Читаем Печать Цезаря полностью

— Такой трофей может принадлежать только богам. Завтра, вместе со всеми драгоценностями, он будет принесён в жертву в храме бога Камула.

После этого он обратился к моему начальнику и другу Вергассилавну:

— Я желаю, чтобы этот храбрец был вознаграждён за эту жертву. Наполни щит его ожерельями и браслетами. И кроме того прибавь вот этот серебряный кубок с замечательной резьбой. Гости Цезаря пили из этого кубка за будущую победу над галлами, Венестос же и друзья его будут пить из него за нашу победу.

Затем, обращаясь ко мне, он сказал:

— Теперь ты мне здесь более не нужен, а нужен мне у паризов. Поручаю тебе отправиться к ним с известием о нашей победе. Это придаст им бодрости для настоящей борьбы с римлянами. Ты победил Цезаря, — отправляйся воевать с римлянами на Сене. Надо, чтобы северные народы выставили отряды.

Все приветствовали меня как победителя Цезаря. Вергассилавн гордился, что я состоял под его начальством. Но тем не менее он, смеясь сказал мне:

— Ты всё же странный птицелов! Можно ли было выпустить из рук такую птицу?

Я показал ему свои руки и лицо, покрытое ранами, и ответил в том же духе:

— А зачем вы вздумали сражаться у меня на спине?

Раны мои были совсем лёгкие. Они не помешали мне на следующее же утро собраться в путь.

Так как я хотел ехать как можно скорее, чтобы опередить известие о победе, то и взял с собою всего четырёх всадников-паризов.

Когда на горизонте показалось солнце, мы выехали из северных ворот Герговии.

Мы спустились с гор и увидели, что в долинах уже началась весна. Всюду разливались и весело журчали ручьи; луга покрывались цветами; птицы приветствовали громким пением пробуждение природы. Мне казалось, что наша родина-мать тоже воскресала и украсилась цветами.

VIII. У паризов


К вечеру пятого дня мы доехали наконец до верховьев Кастора.

Увидев полоску тёмной воды, спокойно пробегавшей по глинистому дну под наклонившимися старыми деревьями, мы сошли с коней. Я подбежал к реке, встал на колени на мокрый берег и, воздав хвалу местной богине, по локти опустил руку в воду и напился. Затем, взяв один из браслетов римского центуриона, я бросил его в воду.

Итак, после стольких событий мне всё-таки привелось вернуться на родину. Я возвращался раненым, но вёз с собой славу, золото и известие, которое могло заставить трепетать от радости горы и леса. И кроме того я мог увидеть Амбиоригу!

Но меня поразило, что мы совсем не встречали людей. На лугах не видно было животных, не слышно звона колокольчиков. На недопаханных полях лежали опрокинутыми плуги. Ворота около деревень были закрыты, никто не выходил, и не видно было дыма над кровлями.

Подъехав к Альбе, я громко протрубил. Я надеялся, что на этот призыв по всем тропинкам ко мне начнёт сбегаться народ, крича от радости. Но мне ответили только собаки своим лаем.

Я снова протрубил.

У частокола я услыхал отворявшийся запор, и в полуотворённые ворота показалось встревоженное лицо.

Человек этот вскрикнул от удивления, сбежал по тропинке и, бросившись ко мне, поцеловал моё стремя. Я узнал одного из своих крестьян.

— Ты являешься к нам спасителем! — вскричал он. — Но как же ты доехал сюда, не встретив неприятеля? Разве ты не знаешь, что у нас тут римляне?

И, протянув руку к востоку, он продолжал:

— Третьего дня там была битва, по ту сторону горы, в болотах.

— А мои воины?.. Жители деревни?.. Где Негалена?

— Все твои воины отправились в Лютецию, и туда же отправились все воины деревень Кастора. Негалена в военном наряде отправилась с ними: она начальствует над отрядом всадников. Тут не осталось ни одного крестьянина, способного держать оружие. В конюшнях не осталось лошадей, а по стенам хижин не висит более ни одного меча и ни одного щита. Даже рабам раздали оружие. Так приказала наша Негалена. Женщины же и дети спрятались по лесам и по болотам и увели с собой стада. Я только один получил приказание остаться сторожить деревню. К чему это? Ведь я не смог бы защитить её против римлян, и мне было бы лучше там, со всеми!

Мы со всадниками посмотрели друг на друга. После такого продолжительного пути мы надеялись отдохнуть под родным кровом. Теперь же оказывалось, что нам надо было ехать далее и в конце пути натолкнуться на битву...

Но надежда встретиться лицом к лицу с римлянами нас радовала. Нам не хотелось более ни есть, ни пить, и мы не чувствовали утомления. Даже лошади, кажется, приободрились.

— Так ты говоришь, что все отправились в Лютецию?

— Да, — отвечал старик, и затем, понизив голос, прибавил: — Ах, что тут без тебя было! Ведь ты знаешь Кереторикса-римлянина? Ежедневно бродил он с вооружёнными людьми по твоим лесам. Он делал вид, будто охотился, но вечно вертелся около Альбы и глазами пожирал твой дом. Твои всадники строго следили за ним, и он не смел уже более переступать за ограду с тех пор, как госпожа Негалена запретила ему...

— Что ты мне рассказываешь? — перебил я его. — Что может быть общего между Негаленой и этим скоморохом?

— Так она тебе не рассказывала?.. Напрасно же я тебе сказал!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза