Читаем Печать Цезаря полностью

— Так как ты сделал в короткое время такой длинный путь, — продолжал Камулоген, — ты, вероятно, умираешь от голода и усталости. Садись и, подкрепляя свои силы, расскажи нам подробности.

Я рассказал со всеми подробностями о нашей победе над римлянами.

Все присутствующие в восторге вскочили и крикнули:

— Герговия, Герговия!

По всему лагерю разнеслось слово «Герговия».

Затем я рассказал о своём поединке с человеком в красном плаще, о редкой добыче, принесённой мной, и о похвалах Верцингеторикса.

— Так Верцингеторикс похвалил ловкость и храбрость паризов! — вскричали довольные воины.

И вновь все стали пожимать мне руки.

Амбиорига встала, не говоря ни слова. Она подошла ко мне, отстранив воинов, и при всех, в присутствии двух войск, при зареве пожара, поцеловала меня. Хотя забрало её шлема, столкнувшись с моим, несколько помешало соединиться нашим устам, но всё-таки сердце моё затрепетало от радости.

Все присутствующие захлопали в ладоши; мечи ударились в щиты, и немало воинов с седыми усами провели рукой по глазам.

Крики: «Герговия! Герговия!» раздались с новой силой, точно вызов, перелетевший на другую сторону реки.

Между тем гонцы без устали привозили известия. Эти известия были довольно разноречивы, и из них можно было вывести, что один отряд римлян на судах поднимался к нам по Сене, а другой подвигался по правому берегу. С какой стороны намерены они были сделать ложную атаку а с какой настоящую, мы не знали.

Камулоген раздумывал, и никто не смел прерывать его размышлений; наконец он сказал:

— Знаете, что с нашей стороны было бы всего благоразумнее? Предоставить Лабиену ходить и переправляться, где ему угодно. Чего ему нужно? В порядке отступить, потому что Цезарь, вероятно, зовёт его. Но только отступить ему хочется со славой, предварительно разбив нас. Клянусь вам, что без всякого сражения завтра к вечеру у нас не останется ни одного римлянина. А мы сбережём свои силы и присоединимся к Верцингеториксу.

— Нет, нет! — крикнули все. — Он пришёл к нам, и не надо его выпускать. Битву! Битву, и сейчас же!

— Я так и думал, — спокойно отвечал Камулоген, — что вы таким образом ответите мне. И предложил вам благоразумный исход, а вы предпочитаете неблагоразумный. Я знаю, что вы люди храбрые... Ну, в таком случае пусть будет сражение, раз вы его хотите! Но римляне вояки хорошие, и что касается до победы, то она зависит от богов.

— Битва! Битва! — крикнули все в один голос.

— Хорошо, друзья мои!.. Пусть же начальники отрядов разведки отправляются со своими людьми.

— С которым из отрядов надо мне выступить? — спросил я у Камулогена.

— Тебе-то, мальчик мой?.. — Он называл меня так потому, что по крайней мере на сорок лет был старше меня и по моей матери приходился мне роднёй. — Тебе-то? Ты сделаешь мне удовольствие и отправишься спать, а когда будет надобность, я прикажу разбудить тебя... Ну, слушайся начальника! Спокойной ночи!

Я не заставил повторять этого приказания. Только успел я повалиться на солому, как заснул словно сурок. Даже гроза, разразившаяся в полночь, не смогла пробудить меня. Я спал поистине богатырским сном.

IX. Битва с Лабиевом


Утром меня разбудил Камулоген и объявил, что римляне перешли реку.

Через минуту я уже сидел на лошади. Весь лагерь был наготове.

Камулоген находился на правом фланге. Я стоял подле него с моими храбрыми воинами. Около меня были Думнак, Арвирах, Боиорикс, Цингеторикс и Карманно со всеми своими храбрецами. Амбиорига, сидя верхом, находилась неподалёку от нас.

Было чудное апрельское утро. Солнце точно обмылось ночной грозой и ярко блестело. Висевшие на ветвях деревьев росинки сверкали, как бриллианты. Из леса нёсся запах весенних цветов. Тишина в наших рядах была такая, что слышно было, как в кустах чирикали птички. Целые стаи ласточек с криком проносились над нами.

Вдруг У опушки леса, из-за деревьев показались шлемы и латы, сначала понемногу, а потом во множестве. Перед дубовой рощей растянулся целый лес копий, сверкнули орлы, развернулись знамёна и послышался звук труб.

С нашей стороны также раздались трубные звуки, и двадцать тысяч человек ответили криком.

Оба войска стояли в долине одно перед другим, на расстоянии нескольких сот шагов. С обеих сторон засвистели стрелы и полетели камни. Людей с лёгким вооружением с нашей стороны было гораздо больше, и наши заряды, как град, стучали о шлемы римлян. Мы видели, как из неприятельских рядов выходили раненые и как начальники в красных плащах падали с лошадей. Лабиен тотчас же сообразил, что издали мы как стрелки имели преимущество, и поэтому он поспешил подойти ближе, чтобы пустить в ход свои копья против наших дротиков.

Первые ряды римлян очень скоро расчистили себе копьями путь среди наших стрелков и окружили нас со всех сторон.

Наши стрелки стали отступать, теснимые с двух сторон конницей, и спрятались за пехоту.

Мы находились на расстоянии пятидесяти шагов от легиона. Бросившись к неприятелю, мы грудью отстранили копья, взялись за мечи, и тут пошла настоящая битва.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза