«Сегодня людей волнует лишь одно: каждый день, идя на работу, они одержимы одной мыслью – заработать побольше денег».
«Запах и жажда денег становятся важнее, дороже, первичнее, чем люди, чем спокойная частная жизнь».
«В наш век индивидуализма каждый старается урвать себе кусок побольше и пожирнее. Причем неважно, каким способом он получил желаемое».
«В современной жизни люди забыли слово “мы”, они помнят только “Я”. Они забыли, что местоимение “мы” такое же личное, как и “я”, что оно относится ко всем и каждому».
«Девять из десяти моих знакомых живут, не думая об окружающем мире».
«Иногда мне кажется, что чья-то злая воля поставила над нами какой-то жуткий эксперимент. Что нам дала новая жизнь? Какое нам место в ней?»
Через год, в мае 2009 года, эту же задачу решают ученики десятого моего так называемого базового класса. Большинство писавших со статьей Быкова не согласны. «Рассказ актуален для современной России. Сейчас в нашей стране множество людей, которые ради своего крыжовника готовы идти по трупам». «Крыжовник» не устарел и вряд ли устареет, пока есть «наглость и праздность сытых и невежество и скотоподобие слабых». «Видеть не только свое счастье, но и других – это и есть своего рода цель и радость».
Но семь человек (а это 33,3% от числа писавших в тот день, то есть каждый третий) уверены в том, что «кто не смог вырастить свой крыжовник, сам виноват в этом».
«Что плохого в том, что человек стремится добиться своего счастья?»
«Нет прекрасней человека, который стремится к цели».
«Каждый человек имеет право на счастье, и лишь от человека зависит это счастье. Полностью согласен со статьей».
Но тут нужно учитывать вот какое обстоятельство. В статье Быкова (а перед учениками лежала не выписка из нее, которую я привел выше, а весь текст статьи) десятиклассники прочли:
«Счастливые, по крайней мере, не умножают количества несчастных: не из рта у кого-то он крыжовник вырвал, сам собрал!»
Эту мысль подхватили и несколько учеников:
«Ведь по сути Николай Иванович не сделал ничего плохого».
Но вот что написано у Чехова:
«Потом, слышу, женился. Все с тою же целью, чтобы купить себе усадьбу с крыжовником, он женился на старой, некрасивой вдове, без всякого чувства, а только потому, что у нее водились деньжонки. Он и с ней тоже жил скупо, держал ее впроголодь, а деньги ее положил в банк на свое имя. Раньше она была за почтмейстером и привыкла у него к пирогам и к наливкам, а у второго мужа и хлеба черного не видала вдоволь; стала чахнуть от такой жизни, да года через три взяла и отдала богу душу. И, конечно, брат мой ни одной минуты не подумал, что он виноват в ее смерти».
Но на этот аргумент в споре с Быковым обратили внимание только четыре десятиклассника.
Чехов вовсе не спорит в рассказе с желанием иметь свою усадьбу и свой крыжовник. В конце концов у него было свое имение Мелихово и в нем крыжовник, что я установил абсолютно точно. Рассказ о другом. Но, читая ученические сочинения, не всегда можно отличить нравственные смещения от эстетической незоркости. А может быть, вообще так вопрос ставить нельзя? Не проявляются ли в эстетической незоркости сдвиги в нравственной подоснове?
Но были высказывания и абсолютно однозначные по своей этической сути.