Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1»

– Уже и поздно, – говорит Никитин, председатель маршрутной комиссии. – Нам полагалось выйти из города в 10 часов, а сейчас уже два. Опоздали, а теперь дождь этот, пока соберемся и нагрузимся, будет уже вечер, куда же идти под дождем. Давайте ночевать…

С нами сидит и думает представитель ОПТЭ[320].

– А как же обед? Мы для вас обед приготовили. А ночевать где вы будете?

– А нельзя в вагонах?

– А пожалуй, что и можно…

– А обедать как-нибудь проберемся позже…

На том и решили. Начальник станции разрешил переночевать в вагонах. Коммунары занялись уборкой, часть отправилась на поиски фруктов, и через пятнадцать минут весь базарчик на площади перед вокзалом был прикончен. Под вечер кое-как пробрались в город и пообедали.

Представитель ОПТЭ говорил нам:

– На дождь не смотри, дождь три дня, четыре дня будет. Ты иди, там дождя не будет…

Решили завтра выступать во что бы то ни стало. До вечера спорили и торговались с возчиками, договорились о шести парных арбах за пятьсот рублей до Тифлиса. Помогло то обстоятельство, что мы захватили с собой из Харькова несколько мешков овса.

Утром проснулись – к окнам: дождя нет, но небо несимпатичное – все равно дождь будет. Хозкомиссия наскоро выдала по куску колбасы. Объявили приказ:

«Немедленно погрузить обоз. Строиться на площади в обычном порядке, форма одежды летняя (выходные трусики и парусовки). Караул при обозе от первого взвода».

Пробежали командиры на площадь, распределили между собой арбы. Потянулись коммунары через рельсы с корзинками, ящиками, трубами. Обоз грузили долго и мучительно. Осетины завидовали друг другу и не признавали нашей взводной организации, перебрасывали ящики и корзинки с воза на воз, упрекали нас в обилии багажа. Коммунары уговаривали их:

– Ты кушать будышь?

– Кушать будым, – смеется старик с обкуренной сединой в бороде.

– И мы будым.

– Зачем так много кушать брал?

– Про тыбэ все думал.

Старик смеется. Смеется и коммунар и уже по-русски доказывает:

– Ты не бойся, тут еды на сто пятьдесят человек. Вот в Балте подзаложим, легче станет, а в Тифлис придем – пустые арбы будут. Все поедим.

Теперь уже старик шутит:

– Ты и корзынка поедыш?

– Корзынка не-э-э-эт, – хохочут коммунары.

Осетины постепенно делались добрее и сговорчивее. Но обнаружилась другая беда: веревок у осетин нет, шины на колесах еле держатся, ободья тоже «живут на ладане», как говорит Соломон Борисович.

– Как мы доедем? – спрашивает Степан Акимович.

– А чиво?

– Как чиво? Двести километров…

– Доедым, не бойся…

– А веревка?

– А веревка нужный, это верно…

Начинается дождик. Веревок нет, и за хлебом только что уехал Кравченко на пустой арбе. Решили выступать и подождать обоз при выходе из города. Три арбы, впрочем, готовы выступать с нами.

Построились, вынесли знамя.

– Шагом марш!

С музыкой пошли через город. Нигде я не видел таких ужасных мостовых, как во Владикавказе. То взбираешься, на неожиданно выплывший каменный зуб, то проваливаешься в ущелье, наполненное дождевой водой. Вышли в центр города. Левшаков впереди размахивает руками, потерял человек всякую парадность. Обгоняю оркестр, подхожу к нему.

– Не спеши, пацанам трудно.

– Надо же окончить поскорее эту каторгу!

Нагоняет меня и пацан из четвертого.

– Одна арба рассыпалась!

Посылаю тройку из первого взвода. Наконец переходим через Терек, проходим еще около километра, и мы на краю города. Останавливаемся около верстового столба, на котором стоит цифра 1. Мы уже на Военно-Грузинской, впереди нас горы, покрытые сеткой мелкого дождя. С нами пришла только одна арба, остальные отстали. Выясняется, что со второй арбы свалилось два ящика.

– С чем ящики? – тревожно спрашивает Левшаков.

– С яйцами, кажется.

– Ну, будет дело, – говорит Левшаков.

Распускаем колонну, но дождь все усиливается, а спрятаться негде. Около часа терпеливо мокнем, наконец надоело. Прибежал гонец от Степана Акимовича:

– С хлебом и веревками еще задержимся немного.

Посылаю гонца обратно:

– Скажи: колонна ушла, ожидаем обоз на восьмом километре.

Я дал приказ двигаться дальше «вольно». Знамя привязали к арбе, очередные разобрали басы. Еще в коммуне был составлен план переноски басов, каждый коммунар знает, от какого километра до какого он несет бас, от кого принимает и кому сдает – вышло в среднем по десять километров на человека, девочкам поменьше.

Пошли «вольно» и сразу быстро. Человек восемь взялись под руки: я, Акимов, Клюшнев, Камардинов, Харланова и еще кто-то – и широкой шеренгой двинулись вперед. Через минуту нас вприпрыжку обогнала стайка пацанов и скрылась за поворотом. Кто-то из них обернулся, крикнул:

– На восьмом километре?

Мне с коммунарами идти трудно: я в сапогах, а они в трусиках и в легких спортсменках, но нужно держать фасон. Идем очень быстро, за нами растянулась вся коммуна, далеко позади темнеет громада единственной арбы, следующей за нами.