Он был трудным подростком: независимый нрав, горячий темперамент, резкая реакция на любое замечание взрослых – все это в совокупности создавало парню серьезные проблемы в школе. С большим трудом мне удалось склонить педагогов не портить ему жизнь и, несмотря на серьезные проступки, выдать аттестат зрелости. Год до армии он проработал у нас в школе дворником, продолжая участвовать в театральных постановках. Природный артистизм, хороший слух и владение гитарой гарантировали ему получение ведущих ролей в школьных постановках. В войсках парень дослужился до сержанта. Возвратившись из армии, он зашел в школу. И я, вспомнив его «героическое» прошлое, предложил ему поступать в педагогический институт: «У тебя есть перед всеми нами, опытными педагогами, одно неоспоримое преимущество. О психологии трудных подростков ты знаешь не понаслышке. Сам вкусил все прелести переходного возраста. И наконец, в армии, командуя отделением, ты уже приобрел первый педагогический опыт». Впрочем, последняя фраза вызвала у него кривую усмешку. Но предложение было принято, и через пять лет школа получила молодого, энергичного учителя, любимца подростков и предмет тайных воздыханий старшеклассниц. Словом, на небосклоне школы зажглась еще одна педагогическая звезда.
Гром грянул на втором году его педагогической карьеры. В тот день было совещание директоров, на котором до руководителей доводили вопиющий случай рукоприкладства педагога. Учительница одной из школ, доведенная до бешенства поведением ученицы, запустила в нее чашкой. Чашка, к счастью, не попала в цель, но родители «пострадавшей» написали жалобу в высокие инстанции, и теперь вопрос стоял об увольнении педагога за грубое нарушение педагогической этики. Выслушав эту поучительную историю чашеметания, я самонадеянно подумал о том, что уж в моей-то школе такая история невозможна.
Возвратившись после совещания, я еще не успел снять пальто, как на пороге кабинета нарисовалась восходящая педагогическая звезда. Весь его жалкий облик (потерянный взгляд и опущенные плечи) свидетельствовал о том, что произошло непоправимое.
– Евгений Александрович, я вляпался. Сам не понимаю, как это произошло.
Суть истории такова. В тот день этот учитель был дежурным по столовой. На перемене во время завтрака один из семиклассников решил «подшутить» над товарищем, выбрав для этого весьма нетривиальный способ: он надел тарелку с горячей вермишелью на голову приятеля, который немедленно взвыл от боли и унижения. Оказавшись рядом, наш герой мгновенно сдернул тарелку с головы потерпевшего и со всего размаха ударил ей же по лицу «шутника». Орудие возмездия разлетелось на осколки, и теперь уже, в свою очередь, заревел инициатор инцидента. С окровавленным лицом он бросился в кабинет врача. А над обычно шумной на переменах столовой, где одновременно питаются 250 детей, нависла зловещая тишина.
– Ты отдаешь себе отчет в том, что это статья? Максимум через час здесь будут родители жертвы. Хорошо еще, если они принесут заявление мне, а не в прокуратуру. Моли бога, чтобы они удовлетворились твоим немедленным увольнением и отказались от возбуждения уголовного дела.
– Все понимаю, подвел школу и вас, но поверьте, я действовал как бы на автомате, не испытывая при этом даже ненависти к глупому ребенку.
– Ты еще расскажи про свое аффективное состояние его родителям, они тебя точно пожалеют.
– Что же делать? Я не хочу уходить из школы.
– Что делать, что делать, – передразнил я его, – молчать и не мешать работать директору. Через полчаса быть здесь.
Ни в малейшей степени не оправдывая учителя, я тем не менее не мог избавиться от ощущения, что ищу выход из конфликта между двумя своими учениками: бывшим и нынешним. Увы, они друг друга стоили. Разумеется, двух мнений быть не может: виноват взрослый. Он обязан был держать себя в руках. Легче всего успокоить родителей, избавившись от незадачливого педагога. Но тогда школа потеряет молодого, перспективного учителя. Мужчину, что также немаловажно в наших преимущественно женских коллективах. Наконец, я ни минуты не сомневался, что грустный урок пойдет ему на пользу. Стоит попытаться вытащить парня. В моей голове постепенно созрел рискованный план спасения.
К моменту появления родителей жертвы уже был подготовлен, но не подписан приказ об увольнении учителя. В кабинет были приглашены жертва жертвы со слабыми следами ожогов на лице и его родители, руководители профсоюзной и партийной организации школы. (Без этих организаций в те годы не принималось ни одно кадровое решение.) Бесстрастным голосом, кратко описав суть произошедшего, я первым делом потребовал от «шутника» извинений перед товарищем и его родителями за нанесенный вред, как моральный, так и физический. Пригрозил, что, если извинения не будут приняты, дело будет немедленно передано в комиссию по делам несовершеннолетних, со всеми вытекающими последствиями.