- Мы все пробовали. - Герка бросил взгляд на часы и затараторил. - Если ни к чему не прикасаться, цветок закрывается через три секунды. Если положить семечко на лепесток - любой, лепесток ждет три секунды и закрывается. Кладешь второе семечко на соседний лепесток - закрывается сразу. Кладешь через один - ждет три секунды и закрывается. Через два - сразу закрывается. Кладешь третье семечко по соседству с любым из первых двух - закрывается. Кладешь снова через один - ждет три секунды. Все. При попытке пристроить четвертое семечко цветок закрывается, закрывается и закрывается, хоть ты тресни!
- Но ведь, - отчаянно соображал я, - получается не так уж много комбинаций. Если первые три семечка уложены правильно, то для последнего остается всего три свободных лепестка.
- Угу. Это если все семечки и все лепестки равноценны. А если важен выбор первого лепестка? Направление обхода? Порядок наложения семечек? Бог знает что еще? 864 комбинации, минимум. И проверка каждой занимает сутки. Все, включили экран. Мне пора.
Огорошив меня, Герасим юркнул в кресло по правую руку от Аркадия Петровича, голова которого уже обросла наушниками с микрофоном. На экране, занимающем всю стену зала, как в старинной кинохронике, замигали цифры обратного отсчета.
Я чувствовал себя ребенком, которому не хватило стульев, когда стихла музыка. Ни стула, ни персонального монитора, ни наушников. И вообще, почему меня подключили к проекту так поздно?
Но обижаться было не время, и я довольно нагло пристроился между бывшим сокурсником и бывшим преподавателем, на подлокотнике Геркиного кресла.
- Ну что, Вадим? У вас возникли какие-нибудь идеи? - спросил Аркадий Петрович, не отрывая взгляда от экрана.
- Как сказать… - Я тоже зачарованно смотрел на квадрат из стали, медленно скользящий над землей, на стоящего на нем человека, неподвижного, будто манекен, несмотря на направленный в лицо луч света, на восьмигранную гайку потрясающих воображение размеров. - Нет, но я… готов попробовать.
- Хорошо, - согласился профессор. - Гера, вы не могли бы… Герасим, не дожидаясь продолжения, поднялся и, хмыкнув, передал
мне наушники.
Чужое кресло ревниво скрипнуло подо мной, и я немедленно пожалел о своем порыве. «Ну и зачем ты это сделал? - спросил я себя. - Куда полез со своей мечтательной улыбкой, когда кругом только серьезные, сосредоточенные лица. То, что ты воспринимаешь как приключение, для них давно превратилось в рутину. Что нового ты можешь придумать? Какой неожиданный шаг? - и закончил совсем тоскливо: - Тимку бы сюда. Вот кто мастер делить неделимое! Это - Тиме…»
- Что вы сказали? - голос Аркадия Петровича в наушниках прозвучал неожиданно резко.
- Разве я что-то сказал? Извините, наверное, мысли вслух.
- Аккуратней, пожалуйста. Сейчас ваши мысли слушают сто человек. Приготовьтесь, цветок распускается.
Действительно, кувшинка на экране один за другим расправляла лепестки, и когда расправила последний, остатки бравады покинули меня. Три секунды! - мелькнула паническая мысль. Всего три секунды, чтобы сделать что-нибудь и опозориться. Или ничего не сделать и тем более опозориться.
- Он слышит меня? - шепотом спросил я, подбородком указывая на экран.
- Да, да! - простонал профессор. - Командуйте же!
- Первое семечко - на ближайший к себе лепесток! - выпалил я и мысленно добавил: «Это - Тиме».
Недоделанная серебристая горошина уютно нырнула в углубление. Получив три секунды отсрочки, я перевел дух и продолжил спокойнее:
- Второе - через один лепесток от первого.
- По часовой стрелке или против? - уточнил Аркадий Петрович.
- По, - сказал я и вдруг, вспомнив, как мы обычно сидим за ужином, вскрикнул: - То есть против, против!
Бедняга контактер вздрогнул от истерического визга, но семечко не выронил и в три секунды уложился. «Это - маме», - подумал я и, заметив, как профессор неодобрительно покачал головой, добавил бесцветным голосом:
- Теперь третье. Понятно куда. Все верно, это папе. Заслужил.
- Так. А дальше? - нетерпеливо рявкнули наушники.
- Дальше? Снова Тиме.
- Что?!
- На первый лепесток! - Я неожиданно обнаружил, что стою в полный рост и размахиваю руками. - Поверх первого семечка! Гладким к гладкому! Вот так: «бзденьк!».
«Бзденькнуло» на славу, как, собственно, и предупреждал меня Герка. Потом на некоторое время и в наушниках, и в зале стало очень тихо. Все собравшиеся смотрели на кувшинку, на лепестке которой божьей коровкой приютилось последнее семечко. Так прошла секунда, другая… Потом какая-то женщина ахнула: «Не закрывается!». Сразу двое закашляли. «Ну, Вадька!..» - пробормотал Герка и отчетливо скрипнул зубами. Кто-то в дальнем конце зала дважды хлопнул в ладоши. «Как вы догадались?» - Аркадий Петрович смотрел с восторгом. Как, как?
Просто вспомнил, как один формалист трех с половиной лет от роду каждый вечер делит на троих четыре кусочка хлеба. Я пожал плечами и попробовал сесть, но не смог, оттого что кресло почему-то валялось колесиками кверху. Тогда я наклонился, чтобы поднять его, и, по-видимому, пропустил что-то важное, потому что по залу пронесся громкий вздох.