Педология: Утопия и реальность

В мышлении главное — это внимание, доминанта — блестяще организованное внимание. Именно поэтому мыслительная деятельность не терпит идейного раздвоения, этически-волевых шатаний, разрывов между идеалом и стремлениями практики: в таких раздроблениях личности — раздробление работающего мозгового аппарата, — постоянные удары по сосредоточению, по основному источнику для построения доминант.

Могучая общая целеустремленность — наилучшее противоядие для вторгающихся в мозг «отвлекающих» факторов.

В условиях развивающегося социализма единственной животворящей целеустремленностью может быть лишь целеустремленность социалистическая. Социалистическое, т. е. марксистско-ленинское, миросозерцание выявляет собою в условиях СССР единственную целеустремленность, богато, ярко, актуально связанную со всем жизненным окружением, со всеми областями нарастающей новой жизни.

В освещении такой целеустремленности нет в человеческом поведении частностей, оторванных от целого. Каждая деталь нашего мышления, нашей работы освещается общим светом целого, приобретая для себя двигательную силу из этого целого. Нейтрального, неценного, «не доминантного» не бывает при такой установке: на фоне общего все ярко, горячо, ценно (или ненавистно — что тоже полезно для создания доминанты).

В каждом малом рабочем процессе — часть общего процесса: борьба за социализм. Это единство рабочих процессов, рабочих доминант, вливающихся в центральную, социалистическую доминанту, является совершенно исключительным биологическим фактором, обеспечивающим не виданную еще в истории массовую мозговую продукцию.

Им обеспечивается максимально приподнятый, бодрый тонус всех физиологических процессов, — он гарантирует чрезвычайную быстроту, точность, гибкость всех психофизиологических актов, так как в нем все частные доминанты имеют уже оформленное общее направление: нет распыления возбуждения по разобщенным путям, — возбуждение легко «собирается», концентрируется вокруг основной обобщающей установки, вокруг главной доминанты: идет либо от нее, либо к ней.

В таком положении вещей — залог колоссальной экономии сил и времени: минимум бесполезных трений, ненужных отвлечений, ясный целевой уклон, — все это гораздо меньше утомляет, давая одновременно неизмеримо более высокую продукцию.

В условиях СССР, где растущий социализм — основа и стержень всех творческих процессов, нелепо думать о максимальной мозговой продукции — вне социалистической целеустремленности, вне социалистической доминанты. Все, что мы говорим в нашей работе о рационализации мозговой деятельности, в социалистической доминанте находит свое логическое и техническое завершение.

Первоочередная задача на фронте борьбы за мозговую рационализацию — это борьба за социалистическую целеустремленность работников ума.

Б. Второй, не менее важный фронт борьбы за мозговую рационализацию — это борьба за скорейшее обеспечение объективных условий, необходимых для упорядоченного умственного труда.

Представим себе рационализатора, который при 12–14 часах суточной нагрузки все же ухитряется наладить часовой отдых днем, обед в определенное время, и т. д. и вдруг — экстренный вызов по телефону, срочное заседание, неожиданный посетитель, — дополнительная, срочная нагрузка: режим сорвался. Часть этих «неожиданностей» — за счет темпа революционной работы, но подавляющая их часть — за счет неосмотрительности, легкомыслия, организационного неуменья; основной же источник — неосведомленность о законах умственной работы.

Ведь знаем же мы у нас общественные организации, уменьшившие число заседаний вдвое, число внезапных нагрузок — втрое при улучшенной общей продукции. Очевидно, есть возможность реформировать этот вандальский подход к мозгу.

Надо установить максимальный стандарт нагрузки для работников разной квалификации; надо твердо фиксировать время, в течение которого нельзя врываться к работнику ни с заседаниями, ни с приемами, ни с иной «экстрой».

Почему бы не устроить в середине дня всесоюзный полуторачасовой перерыв для всех умственных работников — по примеру обеденной паузы на производстве? Почему бы не ограничить время заседания определенным максимумом: это дело культуры председателя и самовоспитания участников! Назначить предельное время для вечерних заседаний и выступлений и т. д., и т. д.

До тех пор, пока эти вопросы будут прорабатываться лишь в книгах и статьях и проводиться в жизнь десятками, даже сотнями «героев», — ничего особо ценного из этого не получится.