Педро Жестокий

Энрике, ухмыляясь, быстро подходит к Педро, ударяет его рукоятью своего кинжала, как бы приглашая сразиться, и готовится вытащить меч. Но они так близко стоят друг к другу и настолько плотно окружены, что никто из них не может вытащить оружие из ножен. Тогда они схватываются врукопашную. Король Педро, который сильнее Энрике, валит его наземь и, бросив его на походную кровать, не дает встать под тяжестью своего веса и пытается проткнуть его кинжалом, найдя зазор в латах. Согласно рыцарскому закону, в их поединок никто не вмешивается, а вокруг них образуется круг людей, наблюдающих за сражением.

Тут арагонский рыцарь Рокабери (по свидетельству Фруассара) или один из пажей Энрике (по словам Айялы), или сам дю Геклен (если верить некоторым народным рассказам) приблизился к дерущимся и схватил короля Педро за ногу. Это помогло графу Трастамарскому освободиться, одержать верх и воткнуть Педро в бок кинжал. Итак, согласно проклятию Священного Писания, тот, чей кинжал столько раз убивал, сам умер от кинжала!..

На глазах свидетелей этой ужасной сцены, чувствовавших, что игра закончена, и не решавшихся вмешаться, граф Трастамарский плюнул на труп своего брата, а затем приказал одному из оруженосцев отрубить голову, которую он отправил в Севилью, чтобы повесить ее при входе в королевский замок. Один каталонский летописец того времени утверждает, что до этого ее провезли по улицам города, а тело, зажатое между двумя досками, висело на зубцах крепостной стены.

Только век спустя при Хуане II эти мрачные останки погребут в Мадриде, в крипте монастыря Сант-Доминго эль Риаль. Потом на какое-то время они пропадут, пока в 1868 году их не перевезут в королевскую часовню в Севилью.

По странному стечению обстоятельств Педро Жестокий покоится там между могилами де ла Падильи и дона Фадрика — любовью и ненавистью, двумя сторонами его страшной жизни.

ЛЕГЕНДА

XIV. Век преступлений

Прежде чем перейти от хроники Педро Жестокого к легенде о Педро Справедливом, в оправдание тирана следует отметить, что было бы слишком несправедливым не учесть эпоху и место, где он жил. Он стал не единственным королем в череде испанских правителей, получившим такое прозвище, но своей жизнью и поступками Педро Жестокий воплотил самую роковую эпоху, которую когда-либо знал христианский Запад.

Когда начнут защищать этого государя, то постараются найти оправдание его преступлениям и безнравственности в тех горьких уроках, которые он получил в собственной семье, в трудной юности, в жестокости его врагов, в желании уничтожить враждебно настроенную аристократию. Но все эти причины не выдерживают беспристрастного исторического анализа. Единственная причина, оправдывающая или, по крайней мере, объясняющая жестокость правления, словно бы обагренного кровью, — это некая эпидемияубийств, ставшая болезнью XIV века и заразившая даже начало XV века.

Спокойствие XIII века, который часто называют первым Возрождением, сменяется почти ста сорока годами жестокости и убийств, мрачного и бесплодного периода застоя в развитии цивилизации, после которого восторжествует XVI век. Достаточно взглянуть на Европу: ранее она явила нам безупречные и благородные личности Святого Фердинанда, Святого Людовика, Дениса Пахаря, Рудольфа Габсбурга, а также не менее великие фигуры Ричарда Львиное Сердце, Григория X, и вдруг ею овладел некий демон резни, кровавой лихорадки, поглотившей забытое великолепие средневековья. Возможно, наиболее наглядно этот резкий регресс проявился в Испании, но и в соседней Франции тоже можно найти его следы.

Последние годы царствования Филиппа Красивого омрачены казнью тамплиеров и унижением папы в Ананье. Три последних прямых потомка Капетингов оставили после себя память о своих бессмысленных преступлениях: Людовик приказал задушить свою жену Маргариту Бургонскую и своих невесток, повесить Ангеррана де Мариньи, подвергнуть пыткам канцлера Франции Латили и заместителя прокурора Рауля де Пре-сля, преследовал и грабил евреев; Филипп Длинный продавал с молотка дворянские титулы и истреблял прокаженных; Карл Красивый за свое недолгое царствование успел устроить жестокую казнь барону Иль-де-Журдену, племяннику папы, и беспринципно давил на вынужденного оставаться в Авиньоне верховного Понтифика.