«Сам ты заткнись, сукин сын, — пробормотал Кенни, но, к счастью, его бормотание было просто невозможно разобрать. — Любой человек, затыкающий рот другому, — сукин сын», — подумал Кенни и почувствовал себя несчастным.
— Тихо! — снова крикнул Оливер Рэнк. — Тихо! В наших рядах говорит чужой. Что он сказал?
«Я сказал, — мысленно отвечал ему Кенни, — что ты — сукин сын, который хотел бы трахаться со своей собственной мамашей. Каждый, кто толкает другого, — сукин сын».
Кенни не пытался встать или изменить позицию. Главный проход между скамьями был устелен мягкой красной ковровой дорожкой, в здании было тепло, и Кенни чувствовал себя чрезвычайно уютно.
— Это Кенни Стернс! — воскликнул один из присутствующих. — Он наверняка пьян!
— Будь осторожен, брат мой, — сказал Оливер Рэнк. — Не называй этого брата гнусными именами. Что он говорит?
— О, Господи! — вслух простонал Кенни. — Почему ты не заткнешь эту проклятую глотку?
Собравшиеся, услышав только первое слово, сказанное Кенни, начали переговариваться между собой.
Кенни перевернулся на спину, яркий свет резанул ему глаза.
— О, Иисус Христос, — стенал он, — почему никто не выключит этот трахнутый свет, — и снова конец предложения Кенни превратился в бессвязное, неразборчивое бормотание.
— Неизвестный язык! — истерически закричала какая-то женщина. — Он говорит на неизвестном языке! — В следующую секунду прихожане начали кричать хором.
Их священник говорил им, что на языке Откровения говорят только настоящие святые. Способность изъясняться на неизвестном языке Господь даровал только пророкам.
— Говори, святой! — воскликнул Оливер Рэнк, он был возбужден не меньше остальных, так как сам никогда не видел и не слышал, как говорит пророк на языке святых. — Говори! Говори!
Кенни два часа лежал на полу и бредил на непонятном языке.
— Пророк! — кричали те, кто слышал его.
— Мессия пришел, чтобы показать нам дорогу в Иордан! — кричал Оливер Рэнк.
— Святой посланец принес нам весть о втором пришествии! — кричала женщина, первая услышавшая неизвестный язык.
Одного из собравшихся буквально вынесли на улицу, и он побежал, возвещая о чуде, сошедшем на Пейтон-Плейс. Он бежал всю дорогу до «Маяка», чтобы забрать Джинни, которая сначала посмеялась, а потом согласилась пойти с ним, при условии, что она возьмет с собой своих приятелей. Вслед за прихожанином Джинни и полдюжины сопровождавших ее друзей зашли в церковь, где Кенни все еще привлекал всеобщее внимание. Муж Джинни лежал на полу и бредил, как он это обычно делал, будучи пьян, пока остальные, трезвые и, по-видимому, нормальные, люди слушали его так, будто он сейчас укажет им золотую жилу.
— Кенни Стернс! — взвизгнула Джинни, которая сама пила большую часть дня. — Немедленно встань с пола! — она пнула его ногой. — Ты пьян.
— Пусть тот, кто сам не грешен, первым бросит камень! — взревел Оливер Рэнк, глядя на подвыпившую Джинни.
Джинни отшатнулась, будто мистер Рэнк извергал пламя. Единственное слово из следующего предложения Кенни — «проститутка».
— Откровение! — воскликнул мистер Рэнк, указывая пальцем на Джинни. — Названы грешники в наших рядах!
Джинни отошла от Кенни и спряталась за спинами двух своих приятелей.
Через два часа Кенни окончательно вышел из строя. Глаза его закатились, так что были видны только белки. Четверо прихожан взяли его на руки и с превеликой осторожностью отнесли домой.
Со временем Кенни поверил в то, что это рука Господа привела его в церковь, и в то, что сам Господь Бог вложил в его уста слова Откровения. Насчет слов Кенни не был абсолютно уверен, да это его и не волновало. Прихожане евангелистской церкви пятидесятников приняли его за святого, и прошло не слишком много лет, как Кенни крестился, был посвящен в духовный сан и стал священником секты. К счастью, эта религиозная группа не считала необходимым для своего священника обучение в теологической школе, иначе Кенни не легко было бы определить свои философские убеждения.
Пейтон-Плейс не мог прийти в себя от вида экс-мастера-золотые-руки и экс-пьяницы, спешащего по улице Вязов в сюртуке и с Библией под мышкой. Джинни Стернс исправилась и приняла веру мужа, завсегдатаи «Маяка» загрустили. Если Кенни бывал с ней грубоват, как все прошлые годы, Джинни не возражала. Она чувствовала себя так, будто она святая Дева Мария, а Кенни — ангел, который явился к ней сообщить о том, что она избрана стать матерью новой надежды этого мира. Только очень, очень редко что-то внутри Кенни заставляло его задумываться, что же он делает, как священник, и что привело его на дорогу, по которой он теперь шел. Когда это случалось, Кенни пожимал плечами и отдавал все это в надежные руки Господа.