— Мистер Родес подвез меня до дома, — сказала Эллисон. — В поезде я съела сэндвич.
— Что-нибудь случилось? — воскликнула Констанс. — Ты такая бледная, у тебя измученный вид. Ты не заболела?
— О, ради всего святого, мама, — нервно сказала Эллисон. — Я просто устала. Долгая дорога, в поезде было жарко.
— Хочешь выпить? — спросил Майк.
— Да, — благодарно сказала Эллисон.
Что-то не так, подумал Майк, смешивая для нее «Том Коллинз». Что-то случилось. Она выглядит так же, как в детстве, когда убегала от чего-то неприятного. Мужчина?
— Я пыталась дозвониться до тебя насчет Селены, — говорила Констанс, — но девушка, с которой ты делишь свою квартиру, сказала, что ты поехала к кому-то в гости в Бруклин. Как зовут эту девушку? Никак не могу запомнить.
— Стив Вэлейс, — сказала Эллисон, — и я не делю с ней свою квартиру. Она делит со мной свою.
— Стив, — сказала Констанс, — вот так имя. Разве ты не говорила мне, что ее зовут Стефания?
— Да, — ответила Эллисон, — но так ее никто не зовет. Она ненавидит, когда ее так называют. Бедняжка Стив. Надеюсь, она сможет найти кого-нибудь, с кем разделить свою квартиру. Я не вернусь обратно.
— Что-то случилось? — тут же спросила Констанс.
— Я уже говорила тебе, мама, ничего не случилось, — сказала Эллисон и расплакалась. — Просто я устала и мне надоел Нью-Йорк. Все, что я хочу, это чтобы меня оставили в покое!
— Я пойду постелю тебе, — сказала Констанс, которая никогда не могла разобраться в настроениях Эллисон.
Майк сел и прикурил сигарету.
— Я могу помочь? — спросил он.
Эллисон вытерла глаза и высморкалась, потом взяла свой бокал и залпом выпила его наполовину.
— Да, — сказала она напряженным голосом. — Вы можете помочь мне. Вы можете оставить меня в покое. Вы оба. Или это слишком большая просьба?
Майк встал.
— Нет, — мягко сказал он, — это не слишком большая просьба. Но постарайся запомнить, что мы любим тебя и будем рады выслушать, если ты захочешь что-нибудь сказать.
— Я иду спать, — сказала Эллисон и, перед тем как опять расплакаться, успела убежать наверх.
Позднее Констанс и Майк лежали в постели и слышали ее приглушенные рыдания.
— Что произошло? — взволнованно спросила Констанс. — Я пойду к ней.
— Оставь ее в покое, — сказал Майк и положил руку на руку жены.
Но Констанс не могла заснуть. Через некоторое время она потихоньку от Майка поднялась в комнату Эллисон.
— Что произошло? — шепотом спросила она. — У тебя неприятности, дорогая?
— О, мама, не будь такой глупой! — сказала Эллисон. — Я не ты. Я никогда не была такой глупой, чтобы у меня были неприятности из-за мужчины. Уйди и оставь меня в покое!
И Констанс, которая совсем не имела в виду беременность, когда говорила о неприятностях, дрожа, вернулась обратно и попыталась согреться под боком у Майка.
ГЛАВА XII
В девять часов, теплым июньским утром начался суд над Селеной Кросс. Зал был забит горожанами и фермерами, председательствовал судья Энтони Элдридж. В то утро приезжий наверняка в панике оглядывался бы по сторонам, думая, что он, очевидно, перепутал день или месяц, так как улица Вязов в это время была пуста и все магазины закрыты, как в воскресенье или во время праздников. Скамейки напротив здания суда, где в летнее время пускали корни старики, опустели. Суд над Селеной Кросс, как позднее описывал эти события Томас Делани из бостонской «Дейли Рекорд», начался с удара.
«Удар», по Делани, это то, что Селена отказалась от своих показаний и просила признать ее невиновной.
Девица, которая называла себя Вирджиния Вурхес, придвинулась к Томасу.
— Проклятье, — прошептала она. — Они собираются выпутаться благодаря временному помешательству.
Девицу звали не Вирджиния Вурхес, а Стелла Орбах, но она писала статьи для приложения к бостонской «Американ Санди» под псевдонимом Вирджиния Вурхес. Ее статьи всегда были под одним и тем же заголовком: «Свершилось ли правосудие?» Селена села, и Вирджиния удрученно вздохнула.
— Проклятье, — бормотала она, — хорошенькая история.
— Заткнитесь, ладно? — шепотом попросил Делани, но зал суда загудел, и она не услышала его просьбы.
Повсюду слышался шепот:
— Невиновна?
— Но она сказала, что сделала это!
— Она знала, где похоронено тело!
Чарльз Пертридж, выступающий в качестве окружного прокурора, говорил, невзирая на шум.
— В наши обязанности входит не обвинение невиновного, — говорил он, — а осуждение совершившего преступления.
Он говорил мягко и будто извинялся за свое присутствие в этом зале. После его слов ни у кого не осталось сомнений в том, что он на стороне Селены и надеется, что Питеру Дрейку удастся доказать ее невиновность.
— Бог ты мой, — бурчала девица, называвшая себя Вирджиния Вурхес, — это же полное фиаско. Вы слышали когда-нибудь нечто подобное?
За спиной Пертриджа, во втором ряду, не слушая своего мужа, беспокойно ерзала Марион Пертридж.