То есть он считал, что приукрашивать текст — все равно что малевать мошку, как это делают дети, это потеря правды природной естественности.
Эта мысль глубинно связана и с эстетикой Чжуан-цзы. «Недеянием небо достигает чистоты, недеянием земля достигает покоя. При слиянии недеяния их обоих развивается [вся] тьма вещей» (Чжуан-цзы. Глава «Высшее счастье»[33]
); «В покое становятся мудрецом, в движении — царем. [Того, кто] не действует, почитают; с тем, кто безыскуственен и прост, не сможет состязаться в красоте никто в Поднебесной» (Чжуан-цзы, Глава «Путь природы»). Чжуан-цзы тут говорит о том, что чистота неба и земли сводится для человека к возвращению к природе как корню всего. В главе «Рыболов» он также объясняет понятие «истинного»: «Истинное — высшая искренность, высшее чистосердечие. Без искренности, без чистосердечия нельзя взволновать других… При истинном внутри волнение проявляется и во внешнем — вот чем ценно истинное… Истинное воспринято от природы, естественное нельзя изменить. Вначале мудрецы уподоблялись природе, ценили истинное, не связывали себя обычаями». Так называемое «истинное» делает акцент на необходимости следовать природе без фальшивого украшательства, имея ничем не связанные «данные небом» естественные чувства, и природное, не фальшивое, чистое, истинное есть основа прекрасного в человеке.Эстетические идеалы и художественный стиль поэзии Ли Бо испытали на себе влияние Чжуан-цзы, что проявилось не только в сильной, патетичной части его поэзии, но и в глубоких ощущениях чистого и гармоничного. В стихотворении «Так подумалось мне на закате в горах» Ли Бо писал:
«Чистота», «истина», обретенные в пустоте и тишине под луной, облаками, среди ручьев и камней, — это глубочайшее созвучие между душой человека и горами и водами природы и то самое «постижение Дао», с чем «не может состязаться в красоте никто в Поднебесной», о чем писал Чжуан-цзы.
Конфуций строку «простое используется для узорчатого» из «Канона поэзии» прокомментировал Цзы-ся так: «Узор шитья затмил простого шелка гладь» («Лунь юй», гл.3[34]
). То есть это означает, что простое первично по отношению к раскрашенному, белое первично по отношению к многоцветному. Красота простого, сущностного — важнее прочего. У конфуцианцев «чистое» (цин) обычно рассматривается как символ высоких человеческих качеств. Оно редко связывается с «истинным» (чжэнь).Чжуан-цзы превозносил красоту чистоты как природы, так и человека, сливая это воедино с подлинным, не искусственным, он ставил акцент на красоте природы, «следующей небу, уважающей истинное» и не созданной никаким внешним воздействием. Конфуцианцы же соединяли прекрасное с добрым. Так что концепция «чистого» и «истинного» у Ли Бо ближе к позиции даосов, представленной философией Чжуан-цзы.
После династий Вэй-Цзинь[35]
с появлением «учения о сокровенном» и буддизма эстетические взгляды на природу изменились. Адепты «учения о сокровенном» еще теснее слили «путь природы» Чжуан-цзы с красотой гор и вод, акцентируя чувственную красоту внешней формы. Буддисты, высший мир видя в забвении, в очищении сердца, отстранении от бренного, акцентировали пустоту и тишину природных гор и вод, от внешнего мира в ощущениях уходили в «истинно сущее» пространство гармоничной души. При всех различиях своих взглядов адепты «учения о сокровенном» и буддисты одинаково стремились к чистому покою гор и вод.Ли Бо в стихах много писал о чистом и истинном. Понятие «чистого» чаще всего использовалось в применении к изображению пространства гор и вод, но не только — это также и чистота песни и танца, вина и радостей, чистота сочинения и стихотворения, чистота человеческих качеств, чистота выражения внутренних ощущений и так далее. «Истинное» в его стихах связано с даоским «следованием небу, уважением к истинному» и в то же время носит оттенок буддийского «истинно сущего».