Пейзаж с падением Икара

– Я сейчас не в городе, Андрей Андреич. Но аванс – это не п-п-проблема. Запишите адрес: Дмитровское шоссе 74. Квартира 117. Там живет человек по имени Алексей. Покажите ему паспорт – и он выдаст вам аванс. Сумма достаточно б-б-большая, чтобы вы могли погасить часть своих долгов, включая долг за квартиру…

– Постойте, так вы в курсе моих денежных проблем? В таком случае я вынужден спросить: мое выселение – это ваших рук дело?

– Бро-осьте, Андрей Андреич! Я не н-н-настолько коварен.

– А насколько вы коварны?

– Скажем так: я не уб-бивал Кеннеди.

***

Новую квартиру я нашел довольно быстро: одно из объявлений в газете гласило: «Сдам 1-ком. кв. Неприлично дешево». И это «неприлично» сразу меня заинтриговало. Хозяйка оказалась женщиной приятной во всех отношениях: хорошо одетая, она вызывала доверие, даже несмотря на тяжелый запах валидола, зыбкий шлейф которого тянулся за ней. Разговаривала она как-то странно – напевая слова.

– Это ва-а-анна! А это к-у-о-ухня. Кхм-кхм! – откашлявшись, она пояснила: – Я распеваюсь перед вечерним концертом, вы не против?

– Пожалуйста.

– Спаси-и-и-ибо-о-о! – густым контральто протянула она и тут же простой прозой добавила: – Посуда вот здесь. Здесь все остальное. Спальня по коридору нале-е-ево сра-азу после ва-а-а-а-кхе-кхе… извините, тональность потеряла… ва-а-анной! – и тут же снова перешла на прозу, – Горячая вода идет только в том случае, если соседи сверху не моются.

Я открыл было рот, чтобы возмутиться, но хозяйка перебила меня, из контральто перескочив на сопрано:

– Не-е-е волну-у-уйтесь. Это очень ми-и-илые лю-у-у-уди. Вас что-то смущает?

Я хотел сказать, что «да, смущает», но эта женщина вела себя слишком обаятельно, неплохо пела (я сразу вспомнил ту огромную оперную певицу из детства, ее вечные репетиции и карамельки), да и цена аренды действительно оказалась «неприличной» – меньше фигового листочка.

– О-отли-и-ично-о, – словно зевая, протянула хозяйка и, достав из кармана связку ключей, отцепила один и протянула мне. – Тогда-а-а-а кварти-и-ира ваша-а-а!

– Спаси-и-и-ибо! – пропел я в ответ.

***

Испытываешь странное волнение, осознавая, что в твоем новом доме кто-то жил до тебя. И хотя рассудок напоминает, что арендная плата внесена, не оставляет ощущение, будто вторгся на чужую территорию. Иначе как объяснить эти зарубки на дверном косяке при входе на кухню? Первая – почти на уровне колен, затем – все выше и выше. Над каждой нацарапано: 5 лет, 6 лет… и так до 18, а дальше чисто – птенцы покинули гнездо.

Взгляд скользит по мебели и цепляется за магнитики на холодильнике в виде четырех черепах – мама, папа и детишки.

Коридор: похожие на жучков гвоздики, вбитые в стены на уровне глаз, и светлые прямоугольные следы на обоях – фантомы рамок с фотографиями. Далее – спальня: шкаф, распахнувший дверцы, обнажая пыльное нёбо, с неровным рядом пустых плечиков, похожих на желтые зубы. И лежащий на дне забытый каракулевый женский жакет. За него словно зацепился голос: «Дорогой, я забыла там, в шкафу…», и раздраженный ответ «сама говорила, что возвращаться – плохая примета». Кстати, о приметах: от моего внимания не ускользнуло и то обаятельное обстоятельство, что все зеркала в доме занавешены черными тряпками. Не будучи суеверным, я освободил свои отражения.

Вообще переезд в новую квартиру стал для меня приключением. Осматривая шифоньеры, я то и дело натыкался на забытые вещи – школьный альбом с фотографиями, коньки (порезался о лезвие), сигареты, спрятанные за батареей (в детской). Я чувствовал себя археологом.

***

В дверь постучали, когда я готовил ужин. На пороге стояла незнакомая женщина – большие карие глаза, мальчишеская стрижка. У нее был испуганный вид, и минуту мы молча смотрели друг на друга.

– Я, наверно, ошиблась дверью, – сказала она, – мне нужен Андрей Карский.

– Это я.

– Ой!

Повисла тишина.

– Я могу вам чем-то помочь? – спросил я.

– Извините, я не представилась – я Анна. Я привезла вам коробки.

– Э-э-э… ну, спасибо, конечно. А что за коробки, если не секрет?

– А разве папа вас не предупредил?

– Видимо, нет. А кто ваш папа?

– Дмитрий Михайлович. Марейский.

Я поперхнулся.

– Вы – его дочь?

– Ну да, а что вас удивляет?

– Ничего, просто… как вы узнали, где я живу? Я ведь только сегодня утром вещи перевез.

Анна улыбнулась, демонстрируя очаровательные ямочки на щеках.

– В этом весь он. Знать – его кредо. Коробки в машине, идемте.

Через семь минут в коридоре стояли две коробки, набитые архивными документами, фотоальбомами – то есть тем самым барахлом, среди которого мне предстоит искать связь между мертвым художником и его предполагаемым внуком. Коробки были необычайно тяжелыми, и, затащив их в квартиру, мы долго не могли отдышаться.

– Сколько вам лет? – вдруг спросила Анна – видимо, чтобы прервать затянувшееся молчание.

– Искусствоведов, как и женщин, не принято об этом спрашивать, – ответил я.

– Понимаете, я ожидала увидеть седеющего профессора, а вы… вы…

– Вас смущает отсутствие у меня седины?

– Н-н-нет. Просто я читала вашу книгу.

– И?

– Мне не понравилось.

– О… даже так?