Пейзаж с падением Икара

Лес щетинился ветвистой зеленью, солнце косо строчило лучами сквозь заросли (отпечатывая на сетчатке ломаные вспышки). Тонкие нити паутин сверкали, расходясь радиально и остро, как трещины на разбитом стекле. Сам же воздух, насыщенный хвоей, смолой, можжевельником был густ, как глицерин; но дышалось легко. Пару раз мы натыкались на огромные муравейники – с меня ростом. Некоторое время, прыгая с ветки на ветку, нас преследовали две белки.

И вот – мы вышли на открытое, залитое светом пространство, где уныло торчали сотни свежих пней, везде валялись спиленные ветки – след нелегальной вырубки. Запахло опилками, бензином – как на мебельном заводе.

– Стоп! – сказал Донсков.

– Что такое?

– Там кто-то есть, по-моему, – он, щурясь, вглядывался в заросли впереди.

– Кто?

– Да откуда я знаю? Сойди с моей ноги, блин!

Я смотрел по направлению его взгляда, но видел только зеленую чащу, сплетение веток, стволы. Ветки слегка шевелились от ветра… или от чего-то еще.

– Ладно, пошли. Померещилось, наверно, – сказал Донсков, и мы двинулись дальше. Только теперь наш путь уже не был таким ярким и безоблачным. Мы с Петром вертели головами, ожидая нападения, удара в спину. Казалось, даже птицы затихли. Я все время чувствовал чей-то взгляд на затылке, и от этого волоски на руках вставали дыбом. Мне было жаль, что я не захватил с собой оружия. Как же я буду отбиваться?

– Дон, а что ты видел?

– Да ничего. Я же говорю – померещилось.

– Нет, я имею в виду, на что это было похоже – на животное или на человека?

– Это было похоже на твою трусость! Успокойся. Никого здесь нет.

– Да? А это что тогда?

Мы обернулись. Петр показывал пальцем на блестящую в свете солнца алюминиевую флягу, привязанную к надрезанной ветке березы – из надреза во флягу потихоньку капал сок.

–Уже полная. Давно висит. Наверно, егерь оставил, – сказал Донсков; в его голосе звенели настороженные нотки.

Мы прошли немного дальше и наткнулись на тлеющий костер. Возле углей лежала небольшая старая брезентовая сумка, а рядом с ней – ружье. Мы стали озираться.

– Эй! – крикнул Донсков. – Отзовись! Мы пришли с миром!

– Может не стоит орать? – сказал Петр, вжав голову в плечи.

– Ага. Кто к нам с миром придет – от мира и погибнет, так что ли? Расслабься, Петрушка. Ружье лежит здесь – значит, он безоружен.

– Может, лучше нам просто уйти?

– Включи логику: здесь ходят охотники, а у нас нет светоотражающих жилетов. Издалека нас – а особенно тебя, – могут принять за оленя и подстрелить. Лучше сразу заявим о нашем присутствии.

Сердце мое колотилось об ребра так сильно, что аж закладывало уши.

– А разве охота здесь не запрещена?

– И что? Для дурака запрет подобен вызову: «нельзя» равно «рискни». Давайте подождем, может, он вернется скоро.

Донсков достал свернутую в трубочку карту, похожую на папирус, и раскрыл ее с таким важным видом, словно собрался зачитывать приказ Цезаря.

– Здесь болото рядом. Не расходитесь, – сказал он как бы между делом.

– А что, если этот охотник… ну, того, в болоте.

Мы оглянулись на Петра, он пожал плечами.

– Чего вы так смотрите? Я всего лишь предположил. Ты сам сказал, что фляжка давно висит, и костер уже потух.

Солнце заволокло облаками, и лес оцепенел. Меня пробрал озноб – как наждаком по спине.

Я не мог избавиться от навязчивых мыслей; я живо представил себе, как тугая трясина поглощает охотника: вот он влип по щиколотку, а вот уже по колено… он зовет на помощь, кричит, пытается выбраться… следующий кадр – по грудь застрявший в болоте охотник. Губы его посинели, глаза уже не блестят. Он только шепчет что-то, держась за дерн окаменевшими пальцами. Проходит время – и трясина проглатывает человека. Я тряхнул головой, стараясь отбросить шальные мысли, но образ намертво засел в подкорке – теплое тело, зажатое в пластах густого месива. «Сколько, – думалось, – сколько еще живет человек после того, как голова его скрывается под слоем мшистой, ноздреватой грязи? И умирает ли он от дефицита кислорода или от ужаса неизбежности?»

– Может, вернемся? На помощь позовем, а?

Донсков скомкал карту и, пиная камни, направился в чащу.

– Господи, какие же вы сопляки! Трусы! Зачем я вас взял с собой? Валите, на хрен, куда хотите! Все настроение испортили! Ноют и ноют, ноют и ноют! – Он сыпал проклятиями, но голос его дрожал. Он продирался сквозь заросли, яростно ломая ветки, и мы виновато семенили следом, как утята за мамкой.

***

Лесная геометрия менялась: то уходила под откос оврагами, то вскидывалась горными породами. Примерно через час мы уперлись в высокий, решетчатый, ржавый забор. Я прочитал надпись на обломанной табличке:

«Промышленная зона. Посторонним в».

Донсков, угрюмо напевая: «переправа-переправа, берег левый, берег правый», – скинул рюкзак, залез на забор, сел верхом и протянул к нам грязные ладони. Мы по очереди подали ему баулы, он перебросил их на ту сторону и помог нам.