— Что, что! Спрашивала, где ты. Сказала, уж очень ты быстро подхватился к иностранцу, она беспокоится… Кстати, не вздумай приводить его домой, в холодильнике шаром покати.
— Ладно, — сказал Травников, — не приведу. А где Юлия?
— Юлия? — удивилась Ася. — А при чем тут Юлия?
— Я спрашиваю, не «при чем» она, а «где». Ты можешь толком ответить?
Некоторое время в трубке было тихо, и Травников понял, что Ася решает, в каком тоне лучше вести дальше разговор: сердитые нотки в его последних словах ей явно не понравились.
— Удивительный ты все-таки родственничек! — Ася избрала тон иронический. — Отец мой, говоришь, тебя закабалил, сестрой годами не интересуешься, а тут вынь да положь. Где? В Польше она, дружок. Знаешь, есть такая страна?
— И надолго уехала?
— Надеюсь, не насовсем. Командировка, по-моему, на десять дней. Так что осталось восемь. Тебя это устраивает?
Он сказал, что скоро придет, и положил трубку. Вспомнил, как собирался пожаловаться Асе, сообщить про обиду, которую принесла Люсина записка, и похвалил себя за то, что не разнюнился: теперь уже поздно и жаловаться, и советоваться, и высчитывать, как бы не прогадать, — теперь все встало на свои места. Завтра надо справиться в издательстве, может, и там все в ажуре, может, потому так и повернул круто главный редактор с новым заведующим отделом, то бишь Люсей Бобрик, что ему уже все известно? И тогда — адью, да здравствует новоиспеченный издатель Травников…
Вот только с пакетом, жаль, ничего не вышло сразу, думал он. Надо же Юлии запропаститься! А так хотелось узнать, что там, внутри, и почему все так таинственно: в случае отсутствия передать через Е. А. Травникова.
Он взял старую газету и завернул в нее пакет, нашел в шкафу кусок бечевки и плотно перевязал — так, чтобы не развязывать до самого приезда Юлии. Тщательность работы, которую он исполнил, слегка утомила, снова стало жарко, и он долго тер щеки и виски платком, глядя в окно на желтые ограждения балконов дома напротив. Машины отчего-то не проезжали мимо, было тихо и слышно, как за дверью комнаты кто-то разговаривает, потом — шаги, и дверь распахнулась широко, как только могла она распахиваться, чтобы пропустить в комнату Семена Брутковского.
Травников, еще сидя спиной к двери, понял, что это Брут, и хотел повернуться, но на его плечо уже легла, приветствуя, лапища Семена, а сам он оттер гигантским своим животом свободный стул, стоявший посередине комнаты, счастливо миновал завалы на Люсином столе, плюхнулся в кресло.
— Вы, милорд, забыли, — гудел Семен, — что своевременный уход с работы — это тоже признак высокой дисциплинированности! Звоню домой, Ася говорит — нет еще, думаю: поехал в Домжур пиво пить по такой жаре, а он вот где. Что-нибудь срочное? Передовая?
— Так… — мотнул головой Травников. Он сам насаждал в отделе дружеский тон в отношениях, позволил Бруту перейти с ним на «ты», терпел даже его злые порой усмешки, но сейчас фамильярность Семена была ему неприятна. — Так, — повторил он. — Засиделся, сейчас уезжаю. А ты чего? Небось сегодня и прилетел?
— Вестимо. Да еще откуда! Вчера был в самой Тынде… А что остается бедному репортеру? Подборку заметулей привез, вот отдал, сейчас читают.
— У нас «за номер» идет подборка.
— А я информаторам отдал, на их площадь, не возражаешь?
— Затем и домой звонил?
— В некотором роде — да. Хотел испросить разрешения. Но тебя же не было. А у информаторов — только ТАСС. Обрадовались!
— Трояки сшибаешь… Небось, поиздержался в дальних краях.
— Ну, насчет трояков вы напрасно, милорд, ей-богу. Во-первых, там выйдет вполне приличная сумма, поелику я предложил и два фото собственного приготовления, а во-вторых, гонорар — вполне нравственная форма личного обогащения. Уж не судите, милорд!
— А статьи? Сделал?
— Во! — Семен выбросил вперед пухлые, как у женщины, руки, ладонями одна над другой обозначил толстую пачку не то собственных записей, не то готовых материалов. — Завтра сажусь диктовать, и через три дня — у тебя на столе. Между прочим, могу поздравить: от твоих тем мои авторы просто таяли. Мерси! Ты получишь замечательную серию статей и благодарность от главного редактора.
— Ладно подлизываться. — Травников нахмурился. — Благодарность получишь ты… и статьи будешь печатать без меня.
— Что? — Семен грузно поднялся, в два шага пересек свободное пространство комнаты и навалился руками на стол Травникова. — Что ты сказал? Ты же был в отпуске. Командировка? Так мне дней десять надо, пока приготовлю…
— А говорил, три.
— Ну, это в порыве, в припадке самоотвержения. Нет, ты скажи яснее, почему без тебя. Уходишь? Куда?
— Ну… есть разные варианты.