Пейзажи этого края. Том 1

Готовность литературы переварить все – потому что она может принять и грубость, и дерзость, и ни в коем случае не надо думать, что для человеческой природы характерны только любовь и терпение, мягкость и ласковость; в особых ситуациях и обстоятельствах разрушительные и совсем не гуманные качества также нередко могут быть проявлением человеческого. Ты можешь найти общий знаменатель – две горячие искренние слезы, всегда подводящие двойную черту под гневной жестикуляцией и топаньем. «Что пройдет, то будет мило…»[2] – пусть в этих словах есть что-то нелепое и невысказанная печаль, но в них – главное достижение литературы, восхождение и преодоление.

Трудности и невзгоды убивают искусство, но они же для него – стимул. Увешанный флажками, актер с особой энергией и экспрессией исполняет роль военачальника на сцене пекинской оперы; чем больше колец удерживает в воздухе цирковой жонглер – тем громче аплодирует публика; только превозмогая боль и уместив весь вес тела на кончиках пальцев, балерина может создать чарующий, божественный образ; назначенная на роль злодейки юная красотка-актриса играет Пань Цзиньлянь, коварно убивающую невестку и брата, – и ты забываешь обо всем, кроме этой убийственной и живой красоты, и это у тебя пронзают сердце и вынимают душу…

Сила умереть и родиться заново – не только потому, что литература – это способ в нужный момент уклониться и ускользнуть от беды, она в большей мере вечная суть и жизнь человека, у нее своя абсолютная жизненная сила и абсолютное знание; она предлагает реальные вещи за реальную цену: вполне научные глубокие сведения – об истории, географии, народах, религии, человечестве, культурологии, лингвистике, о западных пределах и о краях на краю света – все добытое кропотливым исследованием и глубинным проникновением; она сводит идущее от земли дыхание и возвышенный книжный стиль; есть у нее и особые методы.

Это судьба «Пейзажей этого края» заставила меня пуститься в такие рассуждения. У меня должно получиться, я буду стараться. Все мои невзгоды делают меня совершенней; неудачи, преграды и даже поражения, если говорить о литературном творчестве, – это неоценимый источник.

Так что если жизнь обманула (?) тебя, – не тревожься. На самом деле она (и время) расшевелила, растрогала тебя; эта жизнь вдохновила, озарила, вызволила, и спасла – тебя и твою литературу.

Предисловие

Я нашел, я их отыскал: ушедшие дни и годы, канувшего в прошлое Ван Мэна, прошлую сельскую жизнь и друзей. В черном тоннеле замерцал дрожащий огонек волшебной лампы.

Пусть это и не оригинально, но по сути это та самая близкая и родная до слез жизнь, те самые золотые годы – тридцать, тридцать пять, сорок лет – те самые обычные дни, прожитые среди обычных людей; та самая земля, настолько прекрасная, что захватывает дыхание и кружится голова; живые, горячие энергичные мужчины и женщины; струны, поющие от дождя и ветра, и еще – девять раз умиравшая, но ни разу не оплаканная прекрасная мечта тех лет.

Это было жестокое и грубое время, глупое, нелепое… Вы, конечно, заметите, как добротой и чистосердечностью автор старается загладить пробивающуюся тут и там враждебность, как он солнечным светом и распускающимися цветами прикрывает иногда встречающиеся прорехи. По меньшей мере это правда эмоционального восприятия и документальных фактов, жажда увидеть и понять средствами искусства и литературы, это – опутанный цепями неудержимый порыв танца.

Взор свой вверх устремив, возвышаю я к небу свой голос… Сорок (тридцать) заслуг и чинов – словно пыль и земля. Восемь тысяч ли путь, облака и луна. Как уже стала седой голова молодая? и только одна лишь печаль!

– 1974 год, начал писать эту книгу

Вздыхать осталось мне о том, что позабыть не в силах. Лишь творчество тоску развеять может (Ду Кан).

– 1978 год, кончил рукопись

Правду прошлых дел (не) ищи в лунах, оставленных за спиной.

– 2012 год, перечитал и отредактировал

Среди невзгод все равно есть неумалимая искренняя любовь, есть ослепительный пылкий огонь.

Мы верили, и мы верим. Мы тоскуем по тому, во что верим. Всего-навсего правда, всего только жизнь, всего лишь любовь. Мы тоскуем и верим – и растем, совершенствуемся. И есть еще наивная и глупая, переполняющая нас наша прежняя молодость, и ни одной пустой страницы…

Когда мне исполнилось семьдесят восемь, я вдруг понял: как и у вас, у меня тоже была настоящая волнующая сердце молодость, и была зрелость; и у нашей страны был настоящий двадцатый век и его шестидесятые и семидесятые годы.

Действующие лица