Пехота Апокалипсиса

Инфоблок был единственным более-менее современным средством связи и координации в Богом спасаемом сто двадцать четвертом отдельном местном батальоне.

Поначалу, двое суток назад, Ильин не поверил ни себе, ни своему начальнику штаба, капитану Кудре, когда тот, знакомя командира с положением дел, сообщил, что в их распоряжении находится один автономный центр развертывания на базе «Урала», шесть допотопных сто тридцать первых «ЗИЛов», командирский тентованый «УАЗ» и три древние, еще советского производства, рации.

Батальон все еще находился в стадии развертывания, посему из личного состава Ильину было предъявлено четыре офицера, пять прапорщиков и пятьдесят семь сержантов и солдат.

Сержанты, слава богу, были все на втором году службы, а вот рядовой состав прибыл в расположение батальона, успев разве что принять присягу.

За три дня до приезда командира батальона капитан Кудря сумел кое-как организовать внутреннюю службу и подготовить какую-никакую базу для приема новых солдат.

До комплекта, сказал Кудря Ильину. До ста семидесяти человек списочного состава.

Ильин прошел вдоль строя, старательно не замечая иронию в глазах офицеров. Их, конечно, можно было понять. Бывший мент, гаишник, каким-то недобрым чудом ставший их командиром...

Шел, не прекращаясь, мелкий холодный дождь, пространство между палатками залило водой, вымерзшие за трое суток до приезда командира солдаты вяло реагировали на команды сержантов и офицеров...

Не просто дремучий гарнизон, а классический бессмысленный дремучий гарнизон.

И было совершенно понятно, что батальон через пару дней начнет пожирать себя сам, от безделья, неустроенности и общей потерянности.

Тут не помогут приказы и крики. Вирус бессмысленности уже попал под кожу солдат и офицеров, и выжечь его можно было только очень сильной эмоцией. Лучше всего – ненавистью.

Например, к своему командиру.

Солдаты могут сделать все, что угодно, только в двух случаях: когда командира любят и когда ненавидят. Полюбить Ильина личный состав батальона просто не успевал.

В первую же ночь Ильин лично прошел по всем четырем постам, отобрал у дремлющих часовых автоматы и вступил в неуставные отношения с разводящим, сержантом Петровым, который попытался вякнуть что-то о холоде и усталости.

Начальник караула, командир первого взвода второй роты прапорщик Морозов, при своих подчиненных был выматерен по всем правилам и с соблюдением всех ритуалов, а подоспевший на шум начальник штаба батальона был поставлен вместо прапорщика начальником караула, что вообще ни в какие ворота не лезло.

Увидев изменившееся выражение лица Кудри, Ильин громко предложил ему выбрать одно из трех: застрелиться, стреляться с ним, комбатом, или засунуть свою офицерскую честь в свою офицерскую задницу и взяться за превращение этого сборища хотя бы в подобие воинской части.

Утром, сразу после подъема, Ильин приказал произвести заготовки дров в березовой роще в пяти километрах от расположения батальона, но транспорт использовать запретил в целях экономии горюче-смазочных материалов.

Затем Ильин лично осуществил пробу обеда, обозвал варево помоями и приказал все вылить в овраг, а солдат накормить сухим пайком.

В глазах подчиненных появилось осмысленное выражение. Наверное, матросы на броненосце «Потемкин» так же смотрели на своего командира минут за тридцать до начала восстания.

Устроив перед ужином личному составу неожиданный спортивный праздник с кроссом на десять километров, Ильин принял участие в забеге, бежал перед строем демонстративно легко, не оглядываясь, подпрыгивая и срывая на бегу пожухлые листья с деревьев.

Как и следовало ожидать, отставших не было.

После ужина все рыли туалеты и мусорные ямы. К мозолям на ногах прибавились пузыри на руках.

А ночью снова пострадал караул.

Комбат изъятое оружие лично опустил в выгребную яму и приказал часовым по очереди оружие вылавливать. Сам же стоял рядом и пояснял разбуженному начальнику штаба, как именно по его, майора Ильина, мнению, называются солдаты, позволяющие себе спать на посту.

Дождь, как полагается, усилился, когда батальон был поднят по тревоге и построен в две шеренги. Ильин сообщил личному составу, что не может обеспечить ему безопасность, посему приказывает оцепить расположение и бдительно охранять себя и товарищей, до самого рассвета, всем коллективом.

– С рассветом опасность нападения потенциального противника значительно уменьшится, и я смогу сократить вдвое количество постов,– сказал Ильин, медленно двигаясь вдоль строя и с брызгами печатая шаг по раскисшей земле.– Вопросы, жалобы, предложения?

– Это издевательство...– тихо, но отчетливо прозвучало из темноты с левого фланга.

– Кто сказал? – осведомился Ильин.

Тишина.

– Значит, это мне послышалось? – спросил Ильин.

– Не послышалось, мент поганый,– снова донеслось с левого фланга.

Хорошо, подумал Ильин, вот мы и достигли максимума. Теперь главное – дожать, но не перегнуть.