Пехота Апокалипсиса

Человек, которого участковый бьет,– девушка. Упала и замерла. Изображение увеличилось, снимавшего очень заинтересовали закатившиеся глаза несчастной...

Обрыв кадра. Стык.

Девушка уже пришла в себя, сидит на скамейке, вытирает платочком кровь на щеке.

Голос за кадром:

– Что там случилось?

– Этот мерзавец... самец... Он...– Девушка снова провела платком по щеке, больше размазывая кровь, чем стирая.– Я ничего и сообразить не успела. Вначале космополет в вагоне набросился на женщину... кажется, беременную. Люди вступились, попытались его задержать, но он... он выскочил на перрон, мы побежали за ним... нужно же таких наказывать... мерзавцев... лунатиков продажных... а там – этот мент... милиционер... я попросила, чтобы он вмешался... мент... милиционер вначале даже попытался задержать космополета, а тот на него посмотрел и говорит... типа... разгони их, говорит... защищай меня... и мент... милиционер вдруг замер так, словно парализованный, а потом... потом бросился на нас и стал избивать... а космополет повернулся к местным ребятам, кстати, «землянам» и тоже приказал им... я потеряла сознание и... я так испугалась... я так...

Конец кадра.

Забавно, подумал Касеев. Подумал и произнес это слово вслух: «Забавно». Это значит, что не только Лукичу уготовано сегодня стать козлом отпущения.

Быстрова думала, что кадр, заботливо подкинутый ей кем-то, поможет глубже втоптать участкового. А ведь это наоборот – оправдание для него. Не сам он теперь действует, а под воздействием пособников инопланетных агрессоров.

Если бы Касеев совсем скурвился и потерял совесть, какой убойный материал можно было бы из этого сделать.

И сделают. И даже в очередь станут, чтобы получить право на созидание патриотического шедевра...

Значит, если мент, простите, милиционер, и мальчишки – наверняка те самые, с которыми Николаев оборонял здание СИА,– выполняют приказы космополетов, то и все остальные могут попасть под воздействие... и тогда мы все станем рабами...

Вот ведь суки... И эта деваха, и шустрый самодеятельный оператор, и, чем черт не шутит, космополет этот – все это не зря собралось на перроне одновременно. Кто-то готовил и это, и подобное этому, и много чего еще, чтобы...

Чтобы что?

И что же сегодня должно произойти в деревне Понизовка? Просто арест пособника?

Снова подал голос мобильник. Звонили с незнакомого номера.

– Да,– сказал Касеев.

– Евгений Касеев?

– Да.

– Вы собираетесь ехать в деревню?

– Да.

– Так машина подана.

– Сейчас, я выведу свою...

– Я же сказал – машина подана. Мы едем на нашем транспорте. Пожалуйста, спускайтесь – мы ждем.

– Я поеду на своей,– сказал Касеев.

– Что вы говорите? На своей? У вас вездеход? На три ведущих моста? Вы что, в окно не смотрели? Выпало почти сорок сантиметров снега. Побит рекорд пятидесятилетней давности по снегу и двадцатилетней давности по морозу. Одевайтесь теплее и выходите.

Вот так, подумал Касеев, позвав с кухни Пфайфера. Вот если участковому не везет, то даже в мелочах. Теперь, в результате, арестовывать его приедут на час раньше.

Касеев даже попытался позвонить Николаеву, но телефон того был выключен.

Ладно, махнул рукой Касеев, от судьбы не уйдешь. Особенно если в этом очень заинтересованы окружающие.

Придется ехать в ментовской машине.

На крыльце Касеев остановился. Пфайфер наткнулся на него, пробормотал что-то о бестолковости, обошел и замер рядом, плечом к плечу.

Нет, они оба слышали о новых спецмашинах, нафаршированных и оснащенных, но слышать – это одно, а увидеть в нескольких метрах от себя восьмиколесного камуфлированного монстра размером с туристический автобус – совсем другое.

– Участкового, говоришь, вязать будем? – спросил Генрих Францевич, ни к кому, собственно, не обращаясь.– Просто съездим в деревню. Типа – прогулка. Да, господин редактор отдела?

– Но нас же об этом просили,– напомнил Касеев, не отрывая глаз от машины.– Ваш друг Горенко, например. Может, передумаем?

Перед глазами вдруг встал закопченный снег, скрюченные обгорелые тела.

Голос Горенко. Всего полчаса назад.