Читаем Пехотинец в Сталинграде. Военный дневник командира роты вермахта. 1942–1943 полностью

Ожесточенные бои тем не менее не оставляли времени на ленивое созерцание. Нам следовало быть начеку каждую секунду, потому что беззаботность означала гибель или тяжелое ранение. Кажущийся мир был обманчивым. Несколько прицельных выстрелов со стороны противника подтвердило наличие у него снайперов. Но то, что могли делать они, могли делать и мы. Я приглядывал подходящее скрытое местечко, откуда завтра намеревался дать им свой ответ. Даже если у меня и не было винтовки с оптическим прицелом, я мог бы доказать, что вовсе не утратил умения метко прицеливаться после года службы.

Уже приближался полдень. Я развернулся к тылу и стал очень внимательно отмечать про себя наиболее важные ориентиры. Сосредоточив слух на завывании русского «органа», я посмотрел в нужном направлении. Снаряды «сталинских органов», или, как их называли русские, «Катюш», уже со свистом и шипением разрезали воздух вверху. Я едва успел залечь в укрытие, когда реактивные снаряды достигли наших позиций: бум, бум, бум… Казалось, этому не будет конца. Со всех сторон, то ближе, то чуть дальше, раздавались эти звуки: бум, бум, бум. Тем, кому не доводилось испытать этого прежде, казалось, что мир переворачивался под ним. Затем вдруг наступила тишина. Лишь постепенно гаснущие хвосты дыма после разрывов указывали места, куда только что упали снаряды. Нам повезло, что наши предшественники успели предупредить нас об этом. По моим оценкам, нам достался залп из 24 ракет. Лишь немногие приземлились у наших позиций; остальные упали далеко позади нас. Русские знали, где проходит передовая, и понимали риск, что при таком большом рассеивании от огня могут пострадать и их люди. Попадания мин, выпущенных из тяжелых русских минометов, были более опасными, поскольку в этом случае стрельба была прицельной.

А теперь скорее на улицу! Я одним броском перебежал через улицу и занял укрытие в саду. Затем я направился в сторону противника, где примерно в 50 метрах от меня стоял разбитый деревянный дом, который показался мне подходящим, чтобы послужить мне снайперской позицией. Мое чутье не подвело: полуразрушенные стены дома зияли проломами, но их остатки устояли. С чердака, который располагался на высоте четырех или пяти метров над землей, мне открывался хороший обзор на позиции противника. Мне хорошо было видно расположение его окопов. На чердак вел люк, который крепился с помощью петли. Ближайшее расстояние до вражеских окопов прямо по фронту от меня составляло не более 100 метров. Справа я имел обзор, позволявший мне вести наблюдение на глубину не менее 300 метров. Здесь я собирался завтра оборудовать себе лежку. Теперь можно было осторожно отправляться в обратный путь.

Когда я вернулся на КП, Павеллек вручил мне первое письмо моей жены, адресованное на место моей предыдущей службы в подразделение на центральном участке. Ну, по крайней мере, хоть что-то. С волнением и радостью я читал строчки, написанные моей любимой. Полевая почта была единственным, что позволяло нам поддерживать связь с нашими любимыми в далеком доме. Она давала возможность в письмах делиться с близкими тем, что нас волновало здесь, рассказывать им о наших впечатлениях.

Снаружи вновь послышались звуки «бум, бум, бум». Я насчитал двенадцать разрывов.

Неметц коротко заявил:

– Это было вечернее благословение, герр лейтенант!

Появился Марек. Стоя передо мной по стойке смирно, он доложил:

– Приказ командира: в 18.00 на батальонном КП состоится совещание.

– Данке, Марек, я понял. Что-нибудь еще?

– Нет, герр лейтенант. Только то, что утренние залпы вызвали некоторую растерянность. Нам нужно привыкать к этому.

Мы оба понимающе улыбнулись. Годы, проведенные рядом с моими товарищами, создали атмосферу, которую посторонние или те, кто не является солдатом, вряд ли способны понять. С одной стороны, я был старшим по званию, и это было фактом, но, с другой стороны, я был их товарищем по оружию, и мне приходилось действовать так же, как и всем им. Потому что каждый знал: без товарищей ты ничто. Такие взаимоотношения можно построить только тогда, когда ты постоянно ходишь рядом со смертью, что как раз и происходило со всеми нами. То, что каждый из нас испытывал больший или меньший страх, не играло роли: долг объединял нас в успехах и в неудачах, хотели мы этого или нет.

К 18.00 я в сопровождении Вильмана отправился на КП батальона. Как обычно, майор Вайгерт поздоровался с нами серьезно и с достоинством. Командиры трех других рот были уже на месте.

Перейти на страницу:

Все книги серии За линией фронта. Мемуары

Похожие книги

1941: фатальная ошибка Генштаба
1941: фатальная ошибка Генштаба

Всё ли мы знаем о трагических событиях июня 1941 года? В книге Геннадия Спаськова представлен нетривиальный взгляд на начало Великой Отечественной войны и даны ответы на вопросы:– если Сталин не верил в нападение Гитлера, почему приграничные дивизии Красной армии заняли боевые позиции 18 июня 1941?– кто и зачем 21 июня отвел их от границы на участках главных ударов вермахта?– какую ошибку Генштаба следует считать фатальной, приведшей к поражениям Красной армии в первые месяцы войны?– что случилось со Сталиным вечером 20 июня?– почему рутинный процесс приведения РККА в боеготовность мог ввергнуть СССР в гибельную войну на два фронта?– почему Черчилля затащили в антигитлеровскую коалицию против его воли и кто был истинным врагом Британской империи – Гитлер или Рузвельт?– почему победа над Германией в союзе с СССР и США несла Великобритании гибель как империи и зачем Черчилль готовил бомбардировку СССР 22 июня 1941 года?

Геннадий Николаевич Спаськов

Публицистика / Альтернативные науки и научные теории / Документальное
1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену
Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука