Пекло 2

Чужие пальцы хватали его за волосы и поворачивали его голову в сторону, а зубы впивались в шею. Это было больно и страшно, но стон получался до смешного нелепый, утопающий в гуле клана Волков.

− Там полно людей, которые могут тебя узнать, − прошептал Виту. – Они порвут тебя на части. Они будут жрать тебя живьем за то, что ты обрек их на эту жизнь. Закон − это пыль, а люди реальны. Им проще мстить, чем закону.

Виту поерзал на его коленях, так что со стороны казалось, что он трется всем телом о член, но в действительности он едва прикасался к Кондару, только мял его волосы и нежно, соблазнительно шептал о кровавых ужасах:

− Теперь тебе придется повидать, как люди могут жрать твои потроха. Это может быть очень красиво, но мы же с тобой знаем, что ты этого не хочешь, не выдержишь. Ты слабак. Правильно, сладенький?

− Да кто ты такой? – едва не рыдая, очень тихо простонал Кондар.

− Вспоминай, − ответил Виту и, резко развернув его голову в сторону входа, прильнул к другому уху. – Ты уже скатился до самого низа. Ты пал так, что дальше падать уже невозможно, − шептал он почти зло. – Ты людоед, убийца, предатель, чего ты еще не делал? А ведь скоро придется снимать кожу с полуобожженных трупов. Готов ли ты к этому?

Кондар дернулся, но хватка у Виту была такой сильной, что даже голову повернуть не удалось, а вот навернувшиеся слезы внезапно высохли от страха.

− Неужели ты отказался от своих принципов? Ты больше не считаешь, что верней всего, пока человеческое не покинуло тебя, умереть. Не ты ли это говорил? – шептал Виту ему в ухо.

Безумный разум Кондара воспалялся еще больше. Вопрос о том, кто этот человек, превратился в дикий вопль: «откуда он это все знает»? Сил на слова у Кондара все равно не хватало, а страшный греховный змей продолжал шептать:

− Ты можешь все искупить перед смертью. Сейчас сюда придет зло. Ты его не сможешь не узнать. Зло – оно так абсолютно, что его нельзя не видеть. Так ведь ты говорил?

У Кондара похолодело в груди.

− Послушайте, может быть, возможно сделать какое-то исключение? – спрашивал сам Симон Финрер буквально год назад не у Кондара лично, а у Высшего Земного Суда.

− Он убийца, какие тут могут быть исключения?

− Он – гений! Его работа может принести пользу всему человечеству, и я хочу, чтобы он ее завершил! – зло возмущался Финрер. – Я за внука не просил, а за него прошу. Не отсылайте Калибана на ЗиПи3, он может сделать научный прорыв, если…

− Если раньше не перебьет всех, − строго сказал тогда Кондар, припоминая заключение психиатра.

Таких вменяемых они нечасто судили, причем, мало кто из них мог убить, представить все, как ограбление, и не учесть всего одну камеру, еще и во время расследования играть роль неутешного любовника. Нет, таким не место было в обществе – иного ответа для Кондара, вынесшего в итоге приговор, и быть не могло. Но тогда ему было любопытно, почему сам Финрер – глава Земной Академии Наук – лично пытается заступиться за убийцу, даже поручиться был готов. Потому и поговорил Кондар с обвиняемым лично − долго, обстоятельно. Гений ему не понравился, а теперь все сходилось.

Именно этот чертов гений отстранялся, хватал его за ворот майки и внимательно смотрел в глаза.

− Уничтожь зло, и тогда ты умрешь, хоть немного исцелив свою истинную сущность твари, − почти неслышно прошептал Витур Калибан, некогда младший научный сотрудник отдела энергетики Земной Академии Наук, и улыбнулся.

Зло – то самое узнаваемое зло, действительно появилось на пороге. С его появлением все затихли, послышались шаги, и даже Виту дернулся в сторону, но слезть не успел. Вожак схватил его за волосы и стянул с Кондара, буквально швыряя на пол.

Виту пискнул, словно девчонка, и, заойкав, стал что-то лепетать о том, что он же просто похулиганить хотел, что он чуть-чуть, совсем немного пошутил. Кондар смотрел на него и не верил, что происходящее реально, что этот человек действительно тот, с которым он говорил. Тот строгий, умный, хладнокровный мужчина в черном пиджаке на белую рубашку, с волосами, собранными в хвост на затылке. Он был все время хмур и молчалив, только иногда язвил и бил по больному.

Он тогда спросил, стал бы Кондар выбирать мораль, если бы от него зависела чья-то жизнь. Он не говорил о семье, но его высокомерие тогда теперь падало на него расплатой.

«В одном он точно прав: я пал так, что дальше некуда, и порвут меня здесь на части, когда узнают. А не узнают, так Витур скажет, − думал Кондар. − Этот скажет, а вот Вожак…»

Он посмотрел на мужчину и вдруг понял, что тот действительно зло, очень страшное зло, если даже Калибан сидит у его ног и целует ему руку.

− Начинайте! – приказал Вожак.

Снова забили барабаны, и несколько мужчин двинулись на Кондара.

Тот хотел закричать, но не успел и этого. Несколько крепких рук зажали ему голову и запрокинули назад, чтобы вставить в рот два расширителя и сместить их, растягивая рот.

Кондар замычал. Он пытался орать, когда ему под губу подкладывали что-то, чтобы полностью открыть зубы.