Пекло 3

– Какой бы приказ ни дал Вожак, просто бери пистолет и стреляй, – закончил свою историю старик. – Я у тебя в долгу, так что жизнь за жизнь. Револьвер будет стоять на пустой каморе (отверстие в барабане для патрона).

Виту согласно кивнул, решив поверить старику.

Он помог разобраться с телом, сжег свою одежду, вымылся и действительно вернулся голый, но не сытый. Мясо в него не лезло и сон долго не шел.

Он делал вид, что ничего не случилось. Он не говорил со стариком и вообще никак не выделял его, просто больше интересовался бытом, помогал, где мог, порой крутя Вожаком, словно прозорливая женушка.

Только револьвер тогда не пригодился, а теперь, взглянув на поднос, прочитав нелепую надпись, он коротко посмотрел на старика и словно снова услышал:

– Бери пистолет и стреляй.

«Если ты обманул меня, я тебя с того света достану», – пообещал Виту, взял и выстрелил.

Глава 30

Моника Эберли была просто лицом Земной армии правопорядка. Она не задавала вопросов и не знала ничего кроме текста, который читала на камеру. Ее можно было бы назвать пресс-секретарем, если бы она не посещала порой переговоры и собрания, не жала руку чиновникам от лица главной организации по защите человечества, а потом не читала ответы со своего планшета.

Она никогда не видела Франка Стелбахера, не знала его имени, не знала о нем ровным счетом ничего, но имела определенное представление о главе ЗАП. Ей даже казалось, что она понимает его.

За десять лет работы она научилась угадывать некоторые его ответы и сдерживать улыбку, когда он шутил. Для него было нормально написать ей в инструкции: «улыбнись, как можно милее, и сообщи им вот эту гадость». Он легко мог в конце переговоров написать: «спасибо, дорогая, ты герой, с меня орден», а затем действительно прислать ей орден, только из шоколада с ее любимыми орехами.

Моника в некотором смысле считала его другом, хоть и представить не могла, кто скрывается за скучным ником «ЗАП1», именно поэтому, получив задание от пользователя «Совет», она тут же написала главе ЗАП:

«Что происходит? Я, правда, должна это сказать?»

Ответа не последовало, а камеры были уже готовы, и свет в центре информации уже стоял. Большую часть официальных заявлений она делала в студии, обставленной так, словно это рубка космического корабля. На больших мониторах мелькали разные звездные системы, показывая красочный полет. Тот, кто хоть раз был в настоящей рубке, сразу поймет, что это только красивая картинка, а люди, сидевшие в форме, не пилоты, а просто звукооператоры и другие сотрудники, удачно размещенные в кадр.

Зато простым людям это очень нравилось и вызывало восторг. Так им было интересней слушать официальные заявления, и они не переключали канал. Уровень осведомленности вырос с тех самых пор, как ЗАП стала сообщать новости в таком формате, вместо прежнего компьютерного голоса с заставкой в виде эмблемы, как было изначально.

Загадочно, но публике все это на один раз, а красивые космические пейзажи и девушка модельной внешности – это надолго, как бы ни скучны были новости.

– Моника, эфир через пять минут! – напомнили ей, заставляя снова схватиться за планшет.

«ЗАП1» не отвечал. Он даже не читал сообщения.

– Я точно должна это сказать? – спросила вслух Моника. – Разве мы можем озвучивать то, что велено Советом, еще и от имени ЗАП? Разве у них нет своего способа информировать людей, если это их решение?

Ответственный за съемку посмотрел на нее, как на умалишенную.

– Это точно не решение главы ЗАП! – буквально вскрикнула Моника. – Как я могу его озвучить?

– Мне кажется, у вас, Моника, как и у меня в контракте, нет пункта о том, чтобы думать. Есть задание – его надо выполнить.

– Но я нанималась исполнять лишь приказы человека, засекреченного как ЗАП1, – несмело ответила Моника. – Это не его приказ, и он почему-то даже не подтвердил его.

– Есть первая директива Совета о том, что Совет при необходимости может использовать любого государственного чиновника в качестве своего голоса, и эти приказы не подлежат обсуждению.

– Да, но тогда я скажу, что это решение Совета, а не главы ЗАП, – решительно заявила Моника.

Ответственный пожал плечами.

– Если тебя за это уволят, пеняй на себя. Согласно договору, ты должна озвучивать присланный текст без изменений.

Моника хотела еще возразить, но тут же закрыла рот, увидев, как в студию зашел один из инспекторов совета. Такие люди в белой форме были ушами и глазами Совета. Они, как и Моника, не обладали никакими полномочиями, но их присутствие могло значить лишь одно – сам Совет решил ее проверить.

– Готовность две минуты! – объявил оператор.

Моника сглотнула и послушно отдалась во власть гримерши, которая хотела убедиться, что все идеально.

– Все хорошо, я не могла ничего испортить, – вздохнула Моника.

– Ты хмуришься и кусаешь губы вот уже полчаса. Соберись, – ответила на это гримерша и буквально толкнула ее в кадр, прося так поторопиться.

Текст был на большом экране прямо перед ней, но она уже знала его почти наизусть. Столько раз перечитала, чтобы попытаться понять, что происходит, что уже почти ненавидела его.