Очевидно, истинные ее мотивы были иными.
И все же Мара ничего не понимала. К горлу подступала тошнота. Какой-то дурной сон…
– Но она же погибла! Я своими глазами видела ее смерть!
– Она хотела, чтобы так все думали. Тем не менее, Элиза Герра жива и здорова – это вы тоже видели своими глазами. Сейчас мы проводим повторную экспертизу человеческих останков, найденных в библиотеке. Предыдущий осмотр тел был очень поверхностным – эксперты определили по внешним приметам, кто есть кто, и дело закрыли.
Мара представила себе, как Карли горюет у гроба матери, покрытого американским флагом – гроба, в котором лишь пепел и обгоревшие кости: все, что осталось от ее матери после того, как пожар меж каменных стен превратил подвальное помещение университета в крематорий.
– Она инсценировала свою смерть, – продолжал Пейнтер. – Либо в нее стреляли холостыми, либо намеренно только ранили. Как только камера перестала работать, она ускользнула, оставив вместо себя тело, более или менее подходящее по типу и размеру, – чтобы обмануть криминалистов при торопливом осмотре.
Мара едва его слышала. Словно в тумане, припоминала она свои университетские годы – и многое теперь представало перед ней в новом свете. Когда Элиза говорила, что хочет положить конец преследованию женщин, – выходит, она лгала? Или, быть может, пыталась привлечь Мару на свою сторону, тоже сделать служительницей нового мирового порядка? Вспоминая некоторые их разговоры, девушка ясно сознавала: Элиза испытывала ее, смотрела, не удастся ли склонить ее на свою сторону.
А когда это не удалось…
Мара заговорила – решительно, даже яростно:
– Она… она думала, что я принесу «Генезис» в библиотеку, чтобы показать всем и программу, и дизайн самой сферы. Именно Элиза выбрала день зимнего солнцестояния. Наверное, в этом для нее был символический смысл. Она всегда стремилась подтолкнуть судьбу. Но я не успела вовремя все закончить. Не успевала приехать в Коимбру и в последний миг согласилась провести удаленную презентацию. Будь я там…
– Будь вы там, вас бы тоже убили или схватили, – закончил Пейнтер. – А люди «Тигля» располагали бы временем и возможностью сделать с вашим устройством все, что они пожелают.
Мара взглянула на мягко сияющую сферу на полу и крепче сжала телефон, подумав о матери Карли и трех других женщинах.
– Что ж, я жива – и я остановлю эту тварь! Что нам делать?
Пейнтер сказал ей несколько слов, затем попросил передать трубку Монку. К их разговору Мара уже не прислушивалась. Она вернулась к Еве – к Еве на тусклом мониторе, во всей ее силе и красоте.
За спиной у нее Монк заканчивал разговор с директором Кроу.
– Что ж, договорились. Я спасаю мир, а ты – мою девочку.
– Надеюсь, теперь, когда вы с Марой вернулись в строй, мы сможем сузить ареал поисков, – ответил Пейнтер.
Глава 31
Лиза торопливо шла по больничному коридору.
Она только что закончила разговор с Пейнтером. Тот рассказал обо всем, что произошло в Европе, – и особенно о том, как это должно сказаться на ситуации в Штатах. С облегчением услышала Лиза, что Монк не предал «Сигму», что все это была двойная игра с целью либо убедить Валю отпустить заложниц (не удалось), либо получить оборудование, по которому она связывалась с внешним миром. Эта часть схемы принесла успех, и теперь над захваченным планшетом трудилась команда специалистов.
Лиза знала: им представился единственный шанс спасти Харриет и Сейхан.
Почти единственный. Есть еще надежда – нет, тень надежды – на то, что предложил попробовать Джулиан.
В холле Лиза прошла мимо двух вооруженных охранников. По приказу Пейнтера доступ на этаж, где лежала Кэт, был закрыт для посторонних и тщательно охранялся. Лиза вновь ощутила укол вины, вспомнив, что Валя Михайлова проникла в больницу, подобралась к ней неузнанной и использовала ее телефон, чтобы связаться с Монком.
Теперь на все незнакомые лица Лиза смотрела с подозрением. Страх за Кэт заставил ее забыть об осторожности, а кроме того, ей не приходило в голову, что такое возможно. Хотя, учитывая состояние Кэт…
Та, по-прежнему подключенная к аппарату искусственного дыхания, лежала в палате, опутанная трубками и капельницами. С той минуты, когда Джулиан вбежал в операционную и потребовал не изымать у нее органы, прошло семнадцать часов.
Заметив вошедшую Лизу, нейролог поднял голову.
– Все готово, начнем через несколько минут.